Фрагмент ужаса

Эрк приоткрыл жалюзи и посмотрел в окно. Обычное городское утро набирало обороты. Обычное?
Стараясь не поддаваться нахлынувшей тревоге, мексиканец вышел на балкон.
- Что такое? — насторожился Эдгар.
- Что-то не так. Иди сюда.
Окна квартиры выходили на довольно атмосферный пейзаж — за трассой располагался рынок с небольшой полосой разных складов и золоотвалом электростанции, а следом начинался частный сектор, далее неширокий канал и лесопосадка, довольно быстро перетекающая в настоящий лес.
С высоты 16 этажа открывался прекрасный обзор на это индустриальное великолепие. И было удобно наблюдать, что среди него происходит.
Первое ощущение — надвигается гроза. Но это наивное предположение улетучилось с первым же порывом ветра, в котором не было и намека на свежесть воды и озона, а лишь дремучий первобытный ужас, сочащийся из незаживающих ран мироздания.
Ветер дул каким-то причудливым образом, словно сбивая в пену обычный городской смог. Всё окуталось никуда не исчезающим стойким туманом с нездоровым синеватым оттенком. Он стремительно, словно кто-то включил мощнейшую дым — машину, заполонил своей вязкой массой улицы, проникая дворы, закоулки, трещины, накатывая на двери подъездов и окна первого этажа.

Эрк выдал совершенно сюрреалистичную конструкцию на трех языках — под стать зрелищу. Это подстегнуло нервную систему эсэсовца, моментально приведя его в боевой режим.
Первым порывом было выбежать на улицу, чтобы рассмотреть все лучше. Но туман мог оказаться токсичным газом. Он и так весьма напоминал химическое оружие вроде паров хлора — только хлор желто-зеленый, а туман все больше наливался синевой.
Перепуганные люди метались в тумане, что-то невнятно крича. Страх и паника, ругательства и молитвы. Но вроде бы никто не задыхался и не бился в конвульсиях.
- Все же, я спущусь, — проговорил эсэсовец. Буди остальных.
Едва эсэсовец открыл дверь подъезда — его чуть не сбила с ног местная жительница. Прилично одетая дама, похоже, шла на работу. Теперь же — растрепанные волосы, размазанная тушь, блуждающий взгляд…
- Мертвые дети! — прокричала женщина. — Там мёртвые дети! Помилуй нас… Иисус — Мария…
- Что за дети? — попытался выяснить Эдгар. Но она ломанулся прочь дальше по улице.
Эсэсовец попытался выцепить кого-то из толпы и расспросить — бесполезно. Туман, однако, становился гуще, а среди людей появлялось все больше детей. И что-то с этими детьми было не так.
Эдгар двинулся против течения толпы, навстречу этим странным детям, но тут ему под ноги рухнул парень лет 16 — точнее, что это подросток, можно было лишь догадаться по каким-то деталям одежды и пропорциям тела — его лицо было искажено ужасом и сильным истощением. Не столько физическим — сколько энергетическим. Словно кто-то выпил из него всю силу и бросил, как пустую жестянку.
Эсэсовец присел рядом с ним.
- Что с тобой?
- Я умираю, — прохрипел подросток. — Меня убили.
- Кто?
- Вы не поверите. Девочки… Они повсюду. Бледные маленькие девочки-покойницы в белых рубашечках. Это не бред и не сказка. Это Эль-Папа-Маль. Мы думали, это сказка. Просто страшилка. Оказывается, нет.
- Расскажи. Что за Эль-Папа-Маль? Злой Папа?
- Да. Монстр из рассказа. Повелитель мертвых душ. Он хочет власти, но сам давно мертв, и только через эти души… Ох, Пресвятая Дева…
Он закашлялся, с хрипом и свистом, словно древний старик. На потрескавшихся губах появилась пена и слизь.
- Как ты? — Эдгар видел, что парень умирает, он был словно разряженная батарейка, даже хуже, но пытался понять, можно ли что-то сделать. И что важнее — выцепить нужную информацию.
- Умирать не больно. Только немного холодно. Девочки… Они дотрагиваются до людей — все равно до кого, могут пройти мимо, а могут… за Хорхе два квартала гнались. Догнали. Они быстрые. Прочитай в интернете. Злой Папа. И не дай им дотронуться до себя и других.
Сталкерский обычай — обнять умирающего. Ведь умирать, как правило, не больно. Умирать холодно. Умирать одиноко. Эсэсовец сидел на асфальте, обняв незнакомого подростка. Слушал, как бьется его сердце — глухо, неровно, тяжело. Губы парня шевелились — похоже, он молился. Эдгар почти пожалел, что не может помолиться вместе с ним. Он лишь гладил жесткие черные волосы, и отдельные пряди оставались на его пальцах. Кожа высохла, словно у древней мумии. Парень закрыл глаза и умер.
Эсэсовец осторожно положил его на асфальт и торопливо вернулся в квартиру.