Ненависть. Урок 3

- Зачем ты это делаешь?
Я не навещал её несколько дней, придерживаясь своего установленного расписания. Она заметно ослабла, и я, дабы продлить её жалкое существования, всё же решил сделать перерыв. Хотя мне жутко хотелось крови и боли, я понимал, что женщине нужно время, чтобы восстановиться. Я ведь не хочу питаться объедками, верно?
Я спустился к ней тихо, не включая света. Она не очнулась от скрипа открывающейся двери, не отреагировала и на появившийся в подвале запах свежеприготовленной еды. Только спустя полчаса её голова дрогнула, и тогда я зажёг лампочку; приподняв опухшее от слёз и ран лицо, она долго сверлила меня взглядом, а потом вдруг спросила это.
- Зачем ты это делаешь?
- Я же говорил… ты — недостойная жизни тварь, которую нужно…
- Это я уже слышала, — на удивление нагло перебила меня Гадкая Женщина. — Но какая истинная причина?

От такого к себе обращения я опешил. Как она смеет? Она, жалкий кусок окровавленного холодца, привязанного к стулу, так разговаривать со мной?! От неожиданно перебившей меня фразы женщины у меня перехватило дыхание. Я мгновенно превратился в одно сплошное возмущение. Беспомощно хватая воздух лёгкими, я некоторое время пытался заново научиться дышать; после, когда мне удалось взять свои лёгкие под контроль, я постарался сделать вид, будто не заметил этой наглости. Но голос предательски задрожал.
- Да как ты смеешь?..
Меня трясло от возмущения и негодования. Я почувствовал вдруг, что всё внутри меня противно сжимается. Словно кто-то внезапно выбил почву из-под ног. Я внезапно оказался перед ней голым, беспомощным и ничтожным.
- Как ты смеешь так разговаривать со мной?..
На место негодования пришёл гнев. Я ударил её по лицу — не сильно, но унизительно — и отошёл на шаг назад, чтобы потом, видя, как её голова безвольно качнулась к плечу, словно привязанный за ниточку шарик, нервно и как-то сдавленно рассмеяться ей в лицо.
- Ты психопатка… — прошептала женщина, морщась от боли. Раны на её лице открылись от моего удара, и теперь по щекам вновь текла кровь, больше напоминавшая мне слёзы. — Ты больная… тебе лечиться надо…
- Не смей так говорить со мной, жалкая смертная! — взревел я и ударил её ещё раз.
Меня колотило, внезапно появился озноб, быстро сменившийся жаром; я смотрел на неё и понимал, что она боится.
- Ты боишься… — шипел я, пытаясь убедить себя в этом. — Нет… ты будешь бояться!

Прежние пытки уже не приносили нужного результата. Её боль уже не могла насытить меня в той же степени, в какой насыщала раньше. Я уже не чувствовал упоения от её мучений.
- Ты исчерпала себя, — прорычал я, вытирая полотенцем лезвие ножа и косясь на её изуродованное тело. — Ты больше не донор, Женщина. Я тебя убью.
- Донор? — она заметно оживилась. — Донор чего?
Я некоторое время молчал.
А потом понял.
Возможно, именно сейчас пришло то самое время.
Время, чтобы всё показать.
Я повесил полотенце назад. Что-то внутри меня приятно зашевелилось, заволновалось. Вновь приятная дрожь.
- Ты хотела узнать, зачем я делаю это… — прорычал я, впервые за долгое время выпустив часть своего настоящего голоса.
Женщина была в ужасе. Я это чувствовал. Новый прилив сил.
- О… — простонал я, чувствуя запах мочи, исходящий от Гадкой Женщины. — Оказывается, ты ещё можешь быть полезной. Ты ещё можешь бояться…
Я был рад. И разочарован одновременно. Конечно, рад тому, что источник не иссяк, и что я ещё не раз смогу напиться её болью и страхом. Но… я уже приготовился предстать перед ней в своём истинном теле. Чтобы в последний раз насладиться вспышкой чистого ужаса. А тут такой неприятный поворот событий…

Голос. Голос был первым, что я решил частично обнажить перед ней. И жертва быстро отработала мою откровенность. Когда я, вновь насытившись её мучениями, отошёл в темноту, чтобы немного отдохнуть, она вдруг тихо спросила, едва слышно:
- Зачем?
Она хотела знать. Ведь я так и не сказал ей настоящей причины такой жестокости с моей стороны.
Некоторое время в подвале царила абсолютная тишина. Изредка она нарушалась звоном падающих на бетон капель крови с её жирного тела, но в подавляющем большинстве была всё же тишина. Я наслаждался этой тишиной и думал, стоит ли оказывать этой гадине такую услугу. Ведь, рассказав ей обо всём, я могу потерять своё вкусный источник. А она так сильно пропитана моей к ней ненавистью, что… потеряй я её страх, я на долгое время останусь голоден.
- Ты действительно хочешь знать? — голосом шестнадцатилетней девушки спросил я, оставаясь в кромешном мраке.
Она кивнула. Она знала, что я смотрю на неё.
- Хорошо. Я расскажу. А ты обещай, что не поверишь ни одному моему слову.
Она вновь кивнула. Она до сих пор не верила даже, что будет находиться в этом месте до конца своей жизни.
У меня не было причин сомневаться.
И я, вытащив из кармана керамбит, сел на пол в самом дальнем углу комнаты. Крутя оружие в руках, я много думал, с чего бы начать. Мне показалось даже, что женщина задремала. Но стоило мне издать первый звук, она тут же вся обратилась в слух.
- Мучения, боль, страх — это моя пища.
Я замолчал.
А что дальше-то ей сказать? Собственно, больше и нечего говорить, по большому счёту.

Разве что только то, что я психопат. Что я жуткая тварь, чудовище из самых примитивных и, вместе с тем, разнообразных человеческих страхов, монстр из-под кровати и из-за приоткрытой дверцы шкафа. Разве что только то, что я воплощение людского греха, создание самого высшего уровня зла.
Разве что только то, что я и есть чистое Зло.
А что ещё можно сказать? Кровь и человеческое мясо — лишь вторичный источник энергии для таких, как я. Но вот страхи… страхи — это то, что действительно подпитывает меня. То, что является моим главным компонентом. Главной составляющей.
Я есть один сплошной ужас.

Но это невозможно описать словами, которыми пользуются люди. Ни в одном языке мира нет подходящих для описания этого ужаса слов. Всепоглощающий Хаос не нуждается в словах. Он просто есть, и его невозможно описывать, да и не нужно.
Это можно только увидеть. Услышать. Пощупать.
Почувствовать.
И потом умереть, напоследок создав мощнейшую вспышку ужаса и подпитав этот Хаос, став частью этого Хаоса, присоединиться к ужасу и внушать его своим будущим жертвам.

Убийства. Насилие. Оскорбления. Жестокость. Агрессия. Равнодушие.
Я есть Хаос.
Я есть всеобъемлющее знание.

А словарного запаса хватает, чёрт возьми, только на то, чтобы сказать этой полуграмотной бабёнке: «Мучения, боль, страх — это моя пища»! Серьёзно, что за бред? Почему?! Почему людям не дано понять то, что невозможно объяснить? Почему, чтобы посвятить их, их нужно убить?!
От бессилия и горечи сложившейся ситуации я заплакал. Мне вдруг стало так противно от того, что я есть на самом деле… так противно от себя и от всего, из чего я создан.
Я плодил жестокость и насилие тогда, когда презирал его и ненавидел.
Она слышала мои всхлипы. И тогда я почувствовал жалость к себе.
После всего, что я сделал. После всего, что сказал.
Она меня жалела.

- Тебе страшно? — спросила она. — Ты не понимаешь, да? Не понимаешь, что творишь?
- Я прекрасно всё понимаю, — стараясь не дрожать, ответил я, утирая слёзы грязным рукавом водолазки. — И от этого плачу.
- От чего?
- От того, что весь этот тотальный мне придётся творить день за днём, год за годом. Всю жизнь. Всю свою бесконечную жизнь… ты ведь даже не понимаешь, что я такое, глупая женщина. Ты — как и все твои соплеменники-людишки — лишь порождение греха. Порождение ужаса. Моё порождение. И я взимаю с вас дань. Плату за то, что создал вас всех. За то, что подпитываю в вас жизнь. Вы ненавидите меня, хотите избавиться от меня ложными учениями и религиозными практиками… а ведь я всё равно ваш создатель. И от меня никуда не уйти. Потому что я создал и вас, и все эти практики, и весь этот чёртов мир. Всю Вселенную, которую вы способны осознать, создал я. Это… ты даже не представляешь себе, как это мало.
Женщина заплакала.
В её глазах я был лишь разревевшейся шестнадцатилетней девчонкой-психопаткой.
Осознание, что я не ужасен, дало мне энергии двигаться дальше.

Я вновь мучил её. Вновь терзал и питался её болью. Она больше не боялась, и это сильно ухудшало качество потребляемой мной пищи. Но, чёрт возьми, хоть что-то.