Гоблины в житомирских лесах

- Случилось это в июне 1979 года, — рассказывает старый чекист. — Меня и двоих моих напарников послали в Олевский район. Мы должны были встретить одного товарища с каким-то грузом и сопроводить его в Житомир. В суть дела: зачем мы должны встретить этого товарища, для чего необходимо сопровождать его в Житомир и зачем нас обязали взять с собою табельное оружие — нас никто не посвятил.

А мы и не интересовались, поскольку задавать начальству вопросы у нас было не принято. И то, что в сопровождении должны участвовать три человека, несколько удивило, но опять же, повторюсь, вопросов никто не задавал. Мои товарищи, Игорь Еремеев и Серега Петраковский, восприняли команду начальства как обычное распоряжение. Знали мы только, что человек, которого мы должны были забрать, якобы имел отношение к геологии и вез какой-то суперценный груз, который нам следовало охранять пуще зеницы ока. В Олевске нас проинструктировал начальник районного КГБ на предмет того, что человека этого мы должны были подобрать в пяти километрах северней села Замысло-вичи. И добавил, мол, если чего такого странного увидите, не удивляйтесь. На вопрос Петракоеско-го, что он имеет в виду, олевский чекист даже не смутился, и пояснил, что странного в местных лесах много. Например, дедушка какой-то в тех местах странный завелся, на хуторе одном проживает. К нему паспортный режим проверить зашли, а он паспорт показал 1899 года, дореволюционный. И по паспорту этому выходило, что от роду дедушке — 224 года.

Паспорт тот у деда конфисковали, а взамен советский выдали, вот только точный возраст старожила установить так и не удалось. Начальник хохотнул и добавил, что если мы на тот хутор наткнемся, так чтобы дедульку не очень-то всерьез воспринимали. А то сразу про восстание декабристов начнет рассказывать, в качестве свидетеля, бзик у него такой, говорит, сам тогда в 1825 году на Сенатской площади был, видел, как декабристов из пушек расстреливали. Мы посмеялись, мол, от шизы никто не застрахован, и поехали в сторону Замысловичей на «Жигулях», которые нам в Житомирском управлении выдали в качестве служебного автомобиля.

Между прочим, на дедульку этого, ровесника декабристов, мы таки напоролись. Его хутор, два убогих домика, стоял возле самой дороги, во дворе свежая копна сена, рядом с копной — лошадь. В хлеву, слышно, свинья хрюкает… Дорога, кстати, представляла из себя обычную глинистую грунтовку. Хорошо, что погода была сухой, иначе мы бы просто по дороге этой не проехали. Дедушка стоял у самого проселка, высокий, худой, бородатый, и махал нам рукой, просил, чтобы остановились. Мы так и сделали. Дедушка стал приглашать нас в дом, посидеть-поговорить, но мы сказали, что спешим, и обещали зайти на обратном пути.

Нашего геолога мы увидели как раз в назначенном месте. Представились. Геолог, мужчина лет сорока, уселся на заднее сиденье, как раз между Еремеевым и Петраков-ским. Мало того, что ребятам пришлось здорово потесниться, так этот геолог еще затянул с собой в машину здоровенный брезентовый мешок типа рюкзак и воодру-зил себе на колени. Я предложил положить поклажу в багажник, но геолог так странно на меня посмотрел, что мне перехотелось ему что-либо предлагать. Возможно, в рюкзаке был тот самый груз, который мы должны были доставить в Житомир без промедления. В рюкзаке, похоже, что-то шевелилось. Ну да ладно. Рванули мы на Олевск.

Через минут пятнадцать до дедушкиного хутора добрались. Геолог вдруг предложил зайти в дом, попросить хлеба. Необходимо, мол, срочно. Короче, вышли мы из машины все четверо. Геолог со своим мешком во дворе остался, а мы в дом. Стали звать деда, а его нет! Еремеев, который в хату вошел, стал меня звать, я пошел на его голос. Зашел в хату, а там… Словом, нежилое помещение: ни мебели, ни стола, ни лавки, одни стены да голый земляной пол. То же самое — и в другом строении, которое мы поначалу за хлев приняли. Словом, не жили здесь люди уже лет десять. И копна во дворе исчезла…

И тут я слышу: орет кто-то. Я во двор, а там наш геолог лежит на животе, рюзак почти развязался, а он со всех сил пытается его завязать. И кричит нам: «Скорее помогите, иначе эта тварь может выбраться!». Я первым подскочил к нему, и тут меня, что называется, проняло, испугался я по-настоящему. Потому что из рюкзака вылезла морда, ну просто отвратительная. Такие сейчас в разных фильмах ужасов показывают. На что эта рожа похожа — даже сказать трудно. Скорее всего, на морду жабы, только жабы зубастой, причем увеличенной раз в двадцать, размерами почти с человечью. И клацает зубами, хочет меня за ногу цапнуть. Шипит, как десять паровозов. Ну я от души эту тварь по кумполу ногой и врезал. Чудище закричало и тут же в рюкзак спряталось, а геолог успел узел одним махом затянуть. Тварь стала в рюкзаке беситься, тут уж сам геолог по рюкзаку ногой наподдал. А тут и мои ребята подбежали. Геолог попросил нас рюкзак подержать, а сам из кармана какую-то ампулу со шприцом достал, наполнил шприц и прямо через брезент в того урода воткнул и мигом шприц опорожнил. Через минуту тварь внутри затихла. «Снотворное, — пояснил геолог. — Теперь часа три дрыхнуть будет.». На мой резонный вопрос, а что это такое, геолог ответил односложно: «Гоблин!». И пояснил, что такие твари еще встречаются в Овручском кряже, аномальные места чувствуют. Причем пояснил так, что я понял: больше вопросов задавать не следует. Чем меньше буду знать, тем дольше задержусь в нашей Системе. Это у нас такое негласное правило было: каждый должен знать столько, сколько ему положено.

Короче, геолог, сделав все свои манипуляции, поинтересовался, нашли ли мы хлеб. Я сказал, что не нашли. И пояснил, что еще час назад здесь был населенный хутор с дедушкой-старожилом, а теперь вот снова все нежилое. Будто нам все это привиделось. Пересказал, кстати, и слова олевского чекиста о 224-летнем свидетеле восстания на Сенатской площади. Вот последняя информация нашего геолога почему-то очень испугала. Он напустился на меня, почему, мол, мы раньше об этом ему не сообщили, о дедушке то есть. Он еще кричал, что гоблин потому так возбудился, что попал в такое аномальное место, а потому и бежать пытался. Как сейчас помню, что этот геолог говорил о каком-то временном изломе, о каких-то эфирных полях, а потом успокоился, затащил свой мешок в машину и приказал нам что есть скорости гнать от этого места подальше. В Олевске на получасовом отдыхе, пока геолог кормил свою тварь в мешке, я поделился своими впечатлениями от поездки. О твари в мешке я, разумеется, смолчал, а вот о двухсотлетнем дедушке и его таинственном исчезновении рассказал. Местный чекист удивился, не поверил поначалу, и пообещал разобраться. Его, кстати, через полгода к нам в Житомир перевели. Так уже в Житомире он и рассказал мне, что да, действительно, исчез дедушка без следа, пропал без вести. И данных о нем никаких не было. Добавил, что поселился дед на хуторе в 1969, десять лет прожил. А откуда приехал — никто не знает. Хутор бесхозный, заходи и живи, коли нравится. Вот такая история веселая у меня была в 1979. А геолога того я после так и не видел. Кажется мне, что и не геолог это был вовсе. А кто — не скажу. Не знаю…