Мамино предвидение

Пишет Юрий Константинович Миронов, г. Санкт-Петербург: «В январе этого года мы отметили 70-ю годовщину со дня освобождения Ленинграда от фашистской блокады. Когда враги подступили к городу, мне было десять лет, так что я хорошо помню это тяжелое время. Рассказать же я хочу о своей маме, Клавдии Васильевне, а точнее о ее просто фантастической интуиции, благодаря которой я до сих пор жив.

До начала войны наша семья жила в Ленинграде на Большой Зеленина улице в доме №9. Когда нависла угроза блокады, началась эвакуация на «большую землю». Наша мать — лидер семьи, властная, никогда не паникующая женщина — категорически отказалась от эвакуации. Ее решение всех поразило, ведь у нее на руках было трое детей: я, мой четырехлетний брат и двухлетняя сестренка. Маме даже пригрозили, что если мы останемся, нам не выдадут продовольственные карточки, ведь мы — в списках эвакуированных.

Но и этот аргумент не убедил ее сесть в поезд. Эшелон с эвакуировавшимися жителями нашего района ушел без нас А вскоре поле этого пришло трагическое известие: оказалось, этот эшелон разбомбили немцы. Многие погибли А ведь среди них могли быть и мы!

Так мамино предчувствие спасло наши жизни. И таких случаев немало. Мама каким-то образом чувствовала приближение опасности и всегда принимала меры.

В начале ноября 1941 года мы всей семьей пошли на Сытный рынок покупать печку-буржуйку. Там по воскресеньям собиралась большая толкучка. Печку купили, и надо было возвращаться домой. И вдруг мама совершенно неожиданно сказала:

- Давайте зайдем на минутку в девятый корпус. Я куплю вам пистолетики.

Нас это удивило, ведь до этого мама ни в какую не хотела нам их покупать, а тут сама предложила. Только мы вошли в корпус, начался очередной обстрел. Снаряды ложились точно по площади, не задевая соседних домов, видимо, врага направлял хороший корректировщик. Мы спустились в подвал, где просидели до окончания обстрела. Когда же мы снова вышли на улицу, нам открылась ужасная картина. На площади оказалось множество раненых и убитых. По пути домой мама старалась прикрывать нам, детям, ладонями глаза, но разве все закроешь…

Весной 1942 года обстрелы и бомбежки участились. Мы с жильцами нашей квартиры их всегда вместе пережидали в комнате рядом с кухней. Там были удобные диванчики. И вдруг 21 марта (так записано в моем маленьком дневнике, который я вел) мама властно велела всем собраться на кухне и входную дверь, ведущую на лестницу, не запирать. Соседи удивились, но послушались.

И вот сижу я на пожарном ящике с песком и смотрю в окно. Там — синее небо, ярко светит солнце. Вдруг небо почернело от самолетов. Не успел я удивиться, как раздался взрыв.

- Всем на лестницу! — скомандовала мама.

Оказалось, снаряд пробил крышу нашего дома и разорвался в той самой комнате с уютными диванчиками, где мы раньше пережидали обстрелы. Не уведи нас мама на кухню, что бы с нами стало? После окончания бомбежки нас переселили в другую квартиру того же дома.

Чтобы постоянно быть поближе к нам, мама устроилась дворником во дворе нашего дома. По утрам она отправлялась на работу, нам же всегда давала поспать часов до десяти. Однако 20 мая 1943 года мама почему-то разбудила нас в восемь утра, велела взять мешки и повела нас на Петровский (туда, где стадион) за «хряпой».

«Хряпой» мы называли крапиву, лебеду, сочные колючки, сосновые побеги, из которых мама варила полезное варево от цинги и других болезней. Собирали «хряпу» мы долго. Когда же вернулись домой, поразились: вместо подоконника нашего окна на первом этаже оказалась яма, на дне которой торчал стабилизатор неразорвавшегося снаряда. Это надо же! Оказалось, снаряд перелетел через противоположный пятиэтажный корпус и упал именно в наше окно.

- Вот прилетел фашист, глянул, а в квартире никого нет. Обиделся и решил не взрываться, — помню, пошутила тогда мама.

Потом приехали саперы и обезвредили снаряд. Были и другие случаи, когда мама каким-то образом предчувствовала беды и отводила их от нас. Во многом благодаря этому наша семья пережила блокаду.»