Русская Бастилия

Каменные крепостные стенки, повторявшие очертания острова, декорировали девять круглых башен, и только одна, Государева, опиралась на квадратное основание. В ней находились единственные во-рота в крепость. Снутри крепости со стороны Ладожского озера стоял Скрытый замок. Он, по плану, служил последним прикрытием сражающимся на тот случай, если б неприятели прорвались через крепостные стенки.

Стенки крепости не один раз подвергались переделкам, и сейчас она представляет в плане многоугольник с семью наружными башнями и самостоятельной внутренней трёхбашенной оплотом. Следы старой начальной крепости выявлены раскопками и находятся в юго-восточной части острова. Также обнаружены остатки Воротной и Угловой башен. Протяжённость крепостных стенок составляет около 740 метров, а их средняя высота — 12-16, у подошвы толщина стенок добивается 5 метров.

После основания Петербурга и Кронштадта роль Шлиссельбургской крепости как стратегического форпоста уменьшилась и её предназначение поменялось. Екатерина I в первый раз отдала приказ выслать в Шлиссельбург и держать в заточении страшную соперницу, вероятную претендентку на престол, первую супругу Петра I Евдокию Лопухину. Так начиналась история «русской Бастилии».

Поначалу для содержания заключённых приспособили Светличную башню, а потом выстроили особое здание на десяток камер. Оно понятно как Древняя кутузка. Тут содержались декабристы Пущин, Кюхельбекер, братья Бестужевы… Во 2-ой половине XIX века была сооружена Новенькая кутузка — 40 одиночных камер, в которые первыми попали народовольцы.

Невзирая на то, что муниципальная кутузка находилась всего в 60 километрах от Петербурга, её арестанты ощущали себя отрезанными от всего мира. Небольшой полуостров бдительно охранялся. Часовые расхаживали по стенкам, просматривая внутреннее место. Бойцы зорко наблюдали, чтоб ни одна лодка не могла приблизиться к берегу. Ну и берега-то не было — были бастионы да неприступные крепостные стенки.

Режим Шлиссельбургской кутузки, «близкий могиле», отрабатывался годами. Заключённый терял тут своё имя. Он именовался «безвестным за номером таким-то». Очень малые камеры (5 шагов в длину, три в ширину) были сырыми и тёмными. Стенки выкрашены в тёмно-серый цвет, у потолка — окно с матовым стеклом, чуть пропускающим солнечные лучи, и покатым подоконником, на который нельзя взобраться. К стенке прикреплена откидная стальная кровать, поднимавшаяся днём, чтоб заключённый не мог прилечь в неположенное время. Стол и стул также крепились к стенке. В одном углу — металлический калорифер, в другом — стульчак и стальная раковина. Невзирая на присутствие калорифера, температура в камере-склепе практически никогда не подымалась выше 11 градусов. Все жители одиночек болели туберкулёзом.

На пропитание затворников в денек тратилась чуть «гривна медью». Меню состояло из похлёбки без навара, грибных щей либо водянистого гороха с плавающими червяками. Но самым ужасным орудием пытки, по мемуарам заключённых, являлась мёртвая тишь. Арестантам воспрещалось разговаривать. Изоляция усугублялась запретом физического труда и всякой интеллектуальной деятельности.

Сторожи должны были безотлучно находиться в крепости, поездки в Петербург им воспрещались. Никто из низших чинов охраны не имел права говорить как с заключёнными, так и вместе.

Замкнутость места и безмолвие действовали на нервишки всем. Мании и фобии развивались даже у начальства; многим служащим в сумерках мерещились фигуры, проходящие через стенки. Не прошло и года службы, как 1-ый комендант крепости, полковник Покрошинский, сошёл с разума. Помешался и его преемник, полковник Добродеев, а ассистент коменданта Фёдорвеев, строчивший доносы на других чинов, окончил… доносом на себя самого.

Один из народовольцев, М. Ю. Ашенбреннер, вспоминал:«Помешанные жили с нами, превращая наше жилище в преисподнюю. Смотря на безумных, здоровые лицезрели свою ужасную судьбу и оценивали полностью пожизненное пребывание в кутузке взамен смертной казни».

В одной из камер томился некто Конашевич, приговорённый на вечное тюремное заключение за убийство. Богатырского здоровья, он попал в Шлиссельбург 20-летним юношей, и кутузка стремительно сломала его. Конашевича стали посещать галлюцинации. Жандармы страшились силы заключённого и не лупили его. Воспользовавшись страстью хворого писать записки, они приносили ему бумагу и карандаши.

Деньки и ночи Конашевич писал записки и прошения, заполненные изобретениями, математическими формулами либо… требованием немедля созвать Земский собор. Он повелел обо всех собственных за-писках «немедленно докладывать сударю императору».

Можно только удивляться тому, что не все заключённые сходили с разума.

Площадь камеры составляла 5 шагов в длину и три в ширину, а температура в камере-склепе практически никогда не подымалась выше 11 градусов