Кавалеры протянутой руки

120 лет назад Александр III подписал указ, согласно которому просящим милостыню полагалось двадцать палочных ударов. Этот указ, как и многие ему подобные, нисколько не повлиял на количество нищих. Пока люди были готовы подавать милостыню, число желающих ее получить не уменьшалось. «Работники рукопротяжного производства», как называли себя многие дореволюционные нищие, зарабатывали больше, чем фабричные рабочие, и ради этого согласны были терпеть и палочные удары…

Профессиональные попрошайки всегда шли вслед за действительно нуждающимися. По свидетельству историков, распространению в Европе нищенства способствовали возникшие в XIII веке нищенствующие монашеские ордена, источником существования которых был сбор подаяний. Примеру францисканцев, приучивших народ доставать при виде нуждающегося кошелек, последовали сомнительные личности, не имеющие к монашеству никакого отношения.

Впрочем, в России давно существовали узаконенные формы сбора подаяния. Милостыню просили заключенные и находящиеся под следствием, для которых эти деньги оказывались единственным источником существования. По всей стране ходили сборщики на ремонт и строительство храмов. Следовало лишь иметь специальное разрешение и бухгалтерскую книгу для записи подаяний. Наконец, существовало значительное количество странников по святым местам, которых крестьяне охотно пускали переночевать, кормили и снабжали деньгами. В этом не было ничего зазорного, ведь со странничества и сбора подаяний начинали многие монахи. Хотя для того, чтобы получить милостыню, совершенно необязательно было быть странником, заключенным или погорельцем. Дело в том, что организованной благотворительности в России почти не было, зато на раздачу нищим люди не скупились. Например, московский купец Губкин, умерший в Москве в 80-х годах XIX века, оставил для раздачи нищим 50 тысяч рублей.

Актеры и роли

Рядом с настоящими странниками, заключенными, калеками и погорельцами всегда ходили толпы профессионалов, в зависимости от обстоятельств выдающих себя то за бродячего монаха, то за погорельца, то за инвалида. Профессиональный нищий — это разыгрывающий спектакль актер, который может лишь сменить костюм, а может и вжиться в роль вполне серьезно. Так, в середине XIX века жители расположенных неподалеку от Москвы сел специально отправлялись в город без паспорта и старались попасться. В тюрьме они пытались задержаться как можно дольше, мороча голову допрашивающим их полицейским. Пока шло расследование, находящиеся под стражей арестанты имели возможность побираться, а заключенным в Москве подавали очень хорошо.

Конечно, не все так глубоко вживались в образ. В большинстве случаев вполне хватало соответствующего костюма да нехитрого реквизита. Часто на городских улицах можно было встретить женщину с больным младенцем на руках, причем вместо ребенка несчастная мать нередко носила- завернутое в одеяло полено. Ее коллеги собирали деньги на погребение новорожденного, нося по городским улицам крышку от детского гроба. Рядом с ними ходили и только что выписавшиеся из больницы, которым нужны были деньги на билет домой. Отдельным жанром был сбор милостыни на приданое невесте. Работающие в этом амплуа имели все шансы на успех,

поскольку московское купечество еще в конце XIX века выделяло особые капиталы, проценты с которых шли на приданое бедным мещанкам.

На папертях и кладбищах работали только профессионалы. «Богомолы» сидели вокруг храмов, а «могильщики» ждали карася (так на жаргоне нищих называли покойника) и клянчили у родственников покойного. Это были самые

доходные места, поэтому нищенская артель ревностно следила за тем, чтобы сюда не затесался чужой.

«Горбачи», в отличие от «богомолов» и «могильщиков», не сидели на месте, а ходили по городу, демонстрируя свое настоящее или фальшивое уродство. А в деревнях охотно подавали «погорельцам». В провинции, где преобладали деревянные дома, пожаров боялись панически. Услышав о крупном пожаре, нищие сразу же устремлялись поближе к месту происшествия, чтобы выдать себя за его жертв. При этом настоящие погорельцы отличались от профессиональных нищих тем, что одевались опрятно и побирались лишь до тех пор, пока не набирали сумму, достаточную для начала строительства нового дома.

Одной из самых популярных нищенских специализаций были «ерусалимцы», то есть мнимые странники и странницы. По одежде и манере разговора «ерусалимцы» были похожи на настоящих монахов. Они носили все темное, речь их была благообразна и степенна, а деньги собирались якобы для того, чтобы совершить дальнее паломничество и помолиться обо всех благодетелях.

Биржа труда

Попрошайки часто объединялись в артели наподобие воровских. Руководил артелью староста или атаман, которого слушались беспрекословно. В Москве такая артель снимала отдельный дом или подвал и имела общую казну, общий стол, а иногда и общих жен.

Существовали и бродячие артели, которые чаще всего состояли из слепцов и калек. Летом они обходили города, села и ярмарки, а зимой разделялись на небольшие группы и передвигались на санях. Заработанные деньги делили строго поровну, лишь владелец лошади получал двойную сумму.

Перед большими ярмарками и церковными торжествами формировались временные нищенские артели. Например, в 1873 году «Пензенские губернские ведомости» описали вербовку нищих накануне ярмарки. За несколько дней до начала торгов юродивые, калеки, убогие и просто нищие собрались за городом, где «менеджер» (нищий, перешедший на руководящую работу) осмотрел кандидатов и выбрал наиболее перспективных, то есть самых жалких и безобразных. По договору каждый нищий получал от 3 до 10 руб. в день. Сформированная таким образом артель перепродавалась

солидным людям, контролировавшим места, где подавали лучше всего.

Новичков обучали демонстрировать физические дефекты и симулировать болезни, часами держать ноги в скрюченном положении, закатывать зрачки и даже биться в эпилептическом припадке.

Детский труд

Многие начинали постигать специфику профессии с раннего детства, тем более что детям всегда подавали куда более охотно, чем взрослым. Грудного ребенка можно было взять напрокат (в петербургских трущобах таких детей называли родимчиками).

Слепые нанимали себе детей в качестве поводырей, платя их родителям 3-8 руб. в год. Поскольку уродам подавали лучше, чем здоровым детям, купленных детей нередко специально калечили. Такие «пластические операции» имели весьма почтенную традицию, и упоминание об этом содержится еще в царских указах XVII века. Возбудить уголовное дело по обвинению в сознательном калечении детей было сложно, но в печати рассказы о таких историях появлялись регулярно.

Строители храмов

Наиболее респектабельным видом нищенства был сбор денег якобы не для себя, а на ремонт церквей. Этим бизнесом занимались жители расположенной в Арзамасском уезде деревни Пиявочное Озеро. Нужно сказать, что такой промысел требовал серьезной предварительной подготовки. Дело в том, что сборщик должен был иметь при себе документы от того прихода, в пользу которого он побирается, а каждую выпрошенную копейку записывать в специальную ведомость. Отсутствие этих бумаг грозило серьезными неприятностями.

Синод попытался было приструнить самозваных сборщиков, издав в 1876 году специальный указ, согласно которому собирать на храм мог только его прихожанин. Это постановление нанесло» по промыслу серьезный удар, но лазейку удалось-таки найти. Теперь приходилось платить еще и прихожанину, на имя которого оформлялось разрешение. Поскольку фотографий в документах не было, больших сложностей при работе с чужими бумагами не возникало. Нужно сказать, что этот промысел требовал значительных начальных инвестиций. На одну выправку бумаг и одежду уходило около 200 рублей.

Совместители

Для многих сел попрошайничество стало чем-то вроде отхожего промысла: в одних деревнях крестьяне в свободное от сельхозработ время строили дома, в других занимались извозом, а в третьих собирали милостыню. В одном из уездов Вологодской губернии с сумой ходила примерно четверть населения. В начале ноября, когда урожай собран, они брали котомки и уходили, чтобы вернуться домой в феврале или марте.

Недалеко от Москвы центром нищенства было село Шувалово (между Боровском и Можайском). Жизнь «шуваликов» (так называли шуваловских гастролеров) имела четкий ритм, позволявший сочетать нищенство с сельскохозяйственным трудом. На заработки они выезжали три раза в год. В первый выезд (с 6 августа по 1 октября) они отправлялись в черноземные губернии (Тула, Елец, Задонск, Воронеж), где рассказывали про страшный неурожай и побитые градом посевы. Во время второго выезда (с 15 ноября по 15 марта) «шувалики» посещали Польшу, Финляндию или Прибалтику, где гастролировали в амплуа погорельцев. А в третий выезд (с окончания посева до Петрова дня) они посещали столицы и дачные места, выдавая себя за монахов, собирающих на Афон.

В Богородском уезде (сейчас Богородск называется Ногинском) Московской губернии существовал целый нищенский район, известный как Захода. Местные жители были специалистами широкого профиля и просили на все: на бедность, на погорелое, на Афон и другие монастыри. При этом у них было налажено производство фальшивых свидетельств (на местном жаргоне такие бумаги назывались «викторки»), так что богородским нищим не приходилось тратиться на взятки чиновникам.

Госконтроль

По традиционным представлениям хороший властитель должен был не бороться с нищенством, а щедро раздавать милостыню. В летописях содержится рассказ о том, как князь Владимир раздал нищим 300 гривен. В «Домострое» содержится такое требование: «Нищих… и больных, и странников призывай в дом свой и, по силе, накорми и напои». Власть до поры до времени следовала этим призывам. На поминках по царю Федору Алексеевичу накормили 300 нищих и, как сообщает летопись, каждому из них было дано по чарке вина двойного и по кружке меду. А после Пасхи 1665 года в покоях Алексея Михайловича отобедало 60 нищих, которым, кроме обеда выдали еще и по 7 руб. денег.

Разрушил эту идиллию Петр I, который не только запретил попрошайничество, но и ввел штрафы для тех, кто давал милостыню. Первый раз уличенного нищелюбца следовало оштрафовать на 5 руб., а пойманного повторно — на 10 руб. В одном из петровских указов говорилось, что нищие «сочиняют душевредные песнопения и их с притворными стенаниями пред народом поют и дурачат простых невежд, получая за это вознаграждение, младенцам очи ослепляют, руки выворачивают и иные члены вредят, чтоб были прямо нищие». Петр хотел,

чтобы те деньги, которые раздавались в виде милостыни, шли на организацию монастырских приютов для бомжей. Но создать флот и победить шведов оказалось более легкой задачей, чем победить нищих. Как только’ не пытались их наказывать: били батогами, отправляли на каторгу, записывали в солдаты, просто высылали с глаз долой — ничего не помогало.

С середины XIX века стали создаваться общественные комитеты, которые кормили и одевали нищих, а также пытались вписать их в нормальную жизнь. Правда, на практике все нередко заканчивалось высылкой. Хотя были и удачные опыты. Так, в начале XX века петербургское Товарищество по борьбе с жилищной нуждой построило в Гавани (на Васильевском острове) квартал для бедных, рассчитанный на 2 тысячи человек. В «гаванском городке» сочеталось два типа квартир: отдельные комнаты для холостяков с общими кухнями и квартиры для семейных. Здесь же была школа, библиотека и т. д. В финансировании этого проекта участвовали не только общественные организации, но и петербургская Дума.

Виртуальная победа

Первым результатом революционных событий, который почувствовали нищие, стала отмена дворянских привилегий. Дело в том, что еще в начале XX века нищие дворянского звания имели в ночлежных домах особые, более комфортабельные помещения — с тюфяком, одеялом и подушкой. Кроме того, дворянин мог совершенно бесплатно получить от хозяина ночлежки бумагу и чернила.

Октябрьскую революцию нищие поначалу не заметили, поскольку большевикам было явно не до них. Власти боролись с беспризорными, а на побирушек более старшего возраста внимания не обращали. По переписи 1923 года в стране было 50 тыс. нищих, а по переписи 1926 года — более 160 тыс.

А в середине 30-х годов большевики победили если не социальный феномен, то, по крайней мере, само слово «нищенство». В то время как бегущие от коллективизации крестьяне вынуждены просить милостыню и количество попрошаек измеряется десятками тысяч, из печати исчезают какие бы то ни было упоминания о нищенстве. Уличных попрошаек действительно стало намного меньше. Жесткая паспортная система, ограничения возможности передвижения, постоянная проверка документов — все это сильно усложняло жизнь нищих. В крупных городах их отлавливали более или менее успешно, но в провинции было посвободнее.

После войны по стране ходили тысячи демобилизовавшихся солдат, не нашедших себя в мирной жизни. О том, как они разыгрывали свои роли, можно судить по песне тех лет про то, что «я был батальонный разведчик» и «фашистская пуля-злодейка оторвала способность мою». Впрочем, среди нищих-ветеранов встречались и профессионалы высокого класса. Так, например, в 1947 году был арестован вор-рецидивист В. Б. Вайсман, потерявший ноги при побеге из лагеря. Купив за 20 тысяч рублей наградную книжку дважды Героя Советского Союза, он добивался приема у крупных начальников, которые охотно ссужали «героя» деньгами.

В 70-е годы с появлением первых советских хиппи попрошайничество неожиданно сделалось молодежной модой. Настрелять денег на спиртное или поездку в другой город стало хорошим тоном. На хипповском жаргоне это называлось «прогуляться по аску». Попрошайничающие молодые люди из благополучных семей оказались чуть ли не единственной инновацией, появившейся за годы советской власти. После того же, как была отменена статья о бродяжничестве, профессия -нищего возродилась просто-таки с потрясающей скоростью…