Шут — назначенный быть дураком

Происхождение слова «шут» в русском языки более загадочно, нежели, к примеру, «скоморох». Равно, как и сама традиция заводить при царских дворах шутов, уходящая в средневековье, не имеет внятной хронологии.

Этимологический словарь М.Фасмера фиксирует общий корень слова «шут» с литовским «siuttas» — бешенство, ярость, «siusti» — беситься, аналогично в латышском «злиться». Тут вероятней всего предположить, что слово это пришло к нам из языческого мира и, возможно, «шут» и «черт» со временем стали родственными.

В наших пословицах и поговорках сохранилось это родство. У Даля мы читаем: «Шут полосатый, выворотной, гороховый, подновинский», «Чем черт не шутит. Шутить бы черт со своим братом». «Шуту не верь. Шуту в дружбе не верят». А вместо «черт с ним» народ иной раз скажет: «шут с ним», «леший с ним», явно этому «ему» не желая добра. Как из язычества шут перекочевал а христианский мир, остается неясным, как и возникшая потребность заводить себе тутов.

До царствования Ивана Грозного в исторической литературе мы не находим свидетельств о том, кто из Рюриковичей держал шутов при дворе. Грозный, несмотря на свое жестокое правление, любил веселье, держал скоморохов и шутов. У академика А.Панченко мы читаем: «Известны, наконец, и царские скоморохи. Лучшим их временем было время Ивана Грозного, который любил тешиться вместе с ними. Осенью 1571 года, готовясь к очередной своей свадьбе (с Марфой Собакиной), он послал в Новгород опричника Субботу Осетра Осоргина взять на государево имя лучших скоморохов и медведчиков». Правда, никто не знал, чем может закончиться боярская корпоративная вечеринка. Царь не воздерживался в вине, и его взор в минуту разгула мог пасть на любого родовитого боярина, которого самодержец назначал шутом. «Современники осуждали склонность Грозного к «богомерзким» игрищам, а боярин князь М.П. Репнин-Оболенский заплатил жизнью за отказ плясать на царском пиру в маске со скоморохами», — пишет А.Панченко. Но случалось, что бояре не проявляли подобного мужества и не отказывались от унизительной роли. Так, однажды шутом Грозного стал Осип Гвоздев, который происходил из древнего княжеского рода. Остается гадать, что переживалось его родовитой семьей, которая вела свой род от Рюрика.

Царский шут ежедневно ставил на кои свою голову. По словам Карамзина, забавы ради однажды Грозный вылил шуту своему Осипу на голову миску горячих щей, а когда тот попытался убежать, вонзил ему в спину нож. Иоанн Грозный на средневековый лад нуждался в особой театрализации собственного правления. Обиды в детстве, которые терпел царевич от боярства, дали себя знать, и когда Иван наконец стал царем, то осуществил свою месть разом всему правящему сословию. Он сменил родовитое боярство на опричников и не побоялся бросить Кремль и выстроить собственную столицу — Александровскую слободу под Владимиром, где участие в кощунственных трапезах со скоморохами сменялось посещением царем пыток.

У В.Ключевского читаем: «Так возникла среди глухих лесов новая резиденция, опричная столица с дворцом, окруженным рвом и валом, со сторожевыми заставами по дорогам. В этой берлоге царь устроил дикую пародию монастыря, подобрал три сотни самых отъявленных опричников, которые составили братию, сам принял звание игумена, а князя Аф. Вяземского облек в сан келаря, покрыл этих штатных разбойников монашескими скуфейками, черными рясами, сочинил для них общежительный устав, сам с царевичами по утрам лазил, на колокольню звонить к заутрене, в церкви читал и пел на клиросе и клал такие земные поклоны, что со лба его не сходили кровоподтеки»,

Из всех русских царей нечто подобное позволит себе только Петр Первый, когда будет устраивать свои шутейные соборы. От Иоанна позаимствует первый император российский и «игру в царя». «В 1754 г. царь Иван венчал на царство татарина, касимовского хана Саин-Булата — в крещении Симеона Бекбулатовича, дав ему титул государя великого князя всея Руси… Симеон Бекбулатович правил царством два года, потом его сослали в Тверь. Все правительственные указы писались от имени этого Симеона как настоящего всероссийского царя, а сам Иван довольствовался скромным титулом государя князя, даже не великого, а просто князя московского, не всея Руси, ездил к Симеону на поклон, как простой боярин», — пишет В.Ключевский, называя такую театрализацию «политическим маскарадом».

Как Петр Первый заставит на время играть в царя Федора Ромодановского, родовитого боярина из Рюриковичей, так и Иоанн своей жертвой изберет татарского хана. Преображая себя в подданных, и Иван IV, и Петр Первый вели свою игру, целью которой были унижение политических противников и демонстрация собственной власти. Первым, кому сбривает бороду Петр после приезда из-за границы, был Ромодановский, В лице татарского хана унижается на деле все татарское ханство.

Не только назначаются шуты царями, но и сами цари позволяют себе шутовство даже относительно того, что является для них самым святым, власти, чтобы в подобной игре заново насладиться ее безграничностью.

Миф о шуте Балакиреве

Шут Балакирев — не только обаятельный герой, увы, так и недописанной пьесы Григория Горина и спектакля Марка Захарова. Хотя, справедливости ради, Горин порой очень близко подходит к историческому прототипу и, вне всякого сомнения, опирался на сохранившиеся свидетельства.

О любви Петра к маскарадам и шутовским потехам, в которых он сам не был сторонним наблюдателем, известно давно. Несмотря на то, что император прорубал окно в Европу, другое окно давно смотрело на Восток. Новое и средневековое время пересеклись в России. Петр, организуя ассамблеи, маскарады и фейерверки, сохранил вместе с тем штат шутов при дворе. Именно ему приписывает молва появление шута Балакирева, остроты которого дошли до нашего времени. Однако историки еще в позапрошлом веке высказывали весьма убедительное сомнение в том, что анекдоты Балакирева, изданные К. Полевым в 1830 г., есть подлинные памятники остроумия петровского шута. Уже тогда стало очевидно, что налицо немало белых пятен в биографии самого Ивана Алексеевича Балакирева, начиная как с неверной даты рождения, так и неясной даты смерти.

Как пишет исследователь А.Пронин, известно, что «в 1703 году будущий шут был известен как стряпчий Хутынского монастыря, ведавший сбором подушных денег с крестьян и монастырскими делами по разным приказам, еще через несколько лет он — солдат лейб-гвардии Преображенского полка. Разноречивы и сведения о происхождении Балакирева; по одной версии, он выходец из простонародья и дворянское звание получил от Петра I, по другой — принадлежал к старинной дворянской фамилии Нижнего Новгорода. В Преображенском полку Иван Александрович дослужился до чина прапорщика (а по некоторым данным, и поручика) и вышел в отставку около 1710 года, видимо, по состоянию здоровья, ибо иной путь увольнения дворянина со службы в петровское время был почти невозможен. Как Балакирев стал царским шутом, история умалчивает, но в делах Тайной канцелярии содержится указание на то, что помог ему в этом Виллим Монс, немец, брат знаменитой Анны Монс, царской фаворитки, в которую Петр был влюблен в младые лета, до известной истории с саксонским посланником Кенигсеком, дерзнувшим вступить с ней в любовную связь. Несмотря на постигшую сестру опалу, Виллим Иванович делал успешную карьеру в России и с 1711 года состоял при царе «генеральс-адъютантом», беспрестанно разъезжая с поручениями а Курляндию, Данциг, Кенигсберг, Берлин и т.д. Похоже, честолюбивый придворный ввел Балакирева в окружение царя, преследуя собственные цели: Ивану Александровичу отводилась роль инструмента, с помощью которого Виллим Иванович пытался влиять на государя».