Я, Вольф Мессинг, предсказываю…

фото: РИА Анонсы)

На данный момент, когда на телеэкранах идет сериал «Вольф Мессинг», мне, прежнему ответственному секретарю «Недели» (приложения к «Известиям»), вспомнилось интервью со известным артистом и телепатом. Его взял для «Известий» Владимир Шахиджанян, журналист и писатель, психолог.

Увлекательна история публикации, как ее повторил сейчас для «Известий» создатель: «Наша беседа с Мессингом пролежала в редакции «Недели» практически два года.

В 1973 году ее все таки отважились опубликовать. Я попросил Вольфа Григорьевича снова ее завизировать. Он это сделал, но увидел: «Напрасно суетитесь. В последний момент беседу снимут без разъяснений. А вы ее опубликуете лет через 20, когда меня уже не будет на свете». Так и случилось. В мае 1995 года наша «Неделя» временно запиралась, и интервью с Мессингом стало украшением ее последнего номера. Оно и сейчас прочитается с огромным энтузиазмом.

В первый раз я увидел Вольфа Мессинга в концертном зале гостиницы «Русская» в 1969 году. Его психические опыты ошеломляли, озадачивали и восхищали.

Наше личное знакомство состоялось через пару лет. Вольф Мессинг воспринимал меня на новейшей квартире на улице Герцена. На письменном столе — подарки-сувениры, книжки… Книжка, подаренная известным доктором А. Вишневским, том мемуаров Жору Жукова…

При мне Вольф Григорьевич пару раз звонил. Он кого-либо устраивал в клинику Владимира Бураковского, который управлял тогда Институтом сердечно-сосудистых болезней (их связывала личная дружба).

- Вольф Григорьевич, как я сообразил, посреди ваших друзей много докторов. А сами вы нередко прибегаете к их помощи?

- Стараюсь не обращаться. Я сам себя умею вылечивать. Самовнушением, правильным питанием, разумной физической нагрузкой, тем, что просто снимаю боль и перестаю ее чувствовать. Вот только с ногами бывает тяжело совладать. Болят ноги. Выступая, я даю для себя приказ запамятовать о болевых чувствах, и потому люди, сидящие в зале, и не догадываются, что ноги у меня больны.

(Через пару лет, когда ноги стали все почаще и посильнее болеть, Вольф Григорьевич лег на операцию в клинику Владимира Бураковского. Операцию сделали. Но не выдержало сердечко. Броско, что, уезжая в поликлинику, Вольф Григорьевич поглядел на собственный висячий на стенке портрет и произнес: «Все, Вольф. Больше ты сюда не вернешься». Владимиру Бураковскому произнесли об этом после проведенной операции. И Владимир Николаевич тогда с досадой произнес: «Ну что все-таки никто мне об этом не произнес ранее! Я бы не делал операцию. Подождал бы. Если сам Мессинг так считал, то проводить операцию было безрассудством». — В.Ш.)

- Я слышал, Вольф Григорьевич, что болезнь у вас вызвана драматическими ситуациями…

- Начало 2-ой мировой войны я повстречал в Польше. Местечко, где я жил у отца, было оккупировано фашистами. Я уехал в Варшаву. Гитлер, которому я предвещал неизбежную смерть еще с 1937 года, заявил, что человеку, указавшему место, где я скрываюсь, выдадут огромную премию.

В Варшаве меня и схватили фашисты, забрали на улице. В руках они держали плакат с моим портретом. Один из гитлеровцев очень стукнул меня в челюсть. Вылетело несколько зубов. Я, повторяю, обычный человек, чувствую боль, испытываю нервное напряжение.

От боли я на некое время растерял и физическую, и психологическую силу. Но как очнулся, начал говорить про себя: «Вольф, расслабленно. Не беспокойся. Все успокоится. Выход будет найден. Не спеши. Ожидай и думай, как выпутаться, как убежать».

Меня отвезли в полицейский участок. Придя в себя, сообразил: либо я должен собрать всю свою волю, энергию и сделать так, чтоб уйти от противников, либо меня расстреляют. На уровне мыслей я отдавал приказ полицейским и начальнику участка: идите в мою камеру. Поднимайтесь ко мне. И они собрались. Пристально смотрели на меня, как будто ждали моих приказаний. Я расслабленно вышел из камеры, закрыл ее со стороны коридора. Дошел до второго этажа и выпрыгнул из единственного окна без решетки. Падая, травмировал ноги. С того времени и мучаюсь. Но тогда боли не ощущал. «Бежать, идти на восток, идти резвее, пока тебя не схватили!» Мне подфартило, я повстречал человека, везущего на тележке сено. Мне удалось его уговорить, чтоб он меня упрятал в сене. Так меня вывезли из Варшавы.

- Как началась ваша жизнь в Союзе? Вы спаслись от фашистов, перебежали границу — и…

- И начались трудности. 1-ый город, куда мне удалось попасть, был Брест. В гостиницу не пускают, ночевать негде. Я пришел в исполком, в отдел культуры. Мое имя никому не знакомо, документов нет. Спрашивают: что я умею делать? Рассказываю: могу делать приказания, отданные мне молчком, запиской, которую я не буду читать, могу отыскивать спрятанные вещи, водить машину с завязанными очами, хотя никогда не делал этого ранее. Требуют предъявить документы. А у меня нет никаких документов. Не веруют, что расслабленно перебежал границу, добрался до Бреста и сам вот так взял и пришел на прием к начальнику по культуре.

1-ый бюрократ, с которым я говорил, — заведующий отделом культуры Петр Андреевич Абрасимов. Я смотрел на него, слушал его рассуждения, а сам внушал ему: помогите мне, поверьте в меня, вы же неплохой человек. Я смотрел на него и все ожидал паузы. Наступила пауза. Тогда я произнес: «У вас огромное будущее. Вы станете послом в большой стране» (Петр Абрасимов вправду стал послом. — В.Ш.). И он поверил в меня и включил в число артистов, обслуживающих Брестский район.

Временами мне устраивали проверки. По просьбе 1-го известного человека в стране мне дали задание получить в Госбанке по вырванному из школьной тетради листу 100 тыщ рублей.

(Речь шла о Сталине, но даже в 1973 году Мессинг не отважился именовать эту фамилию. — В.Ш.)

Я взял поданный мне листок, подошел с ним к окошку кассира и рядом поставил чемоданчик для средств. Кассир поглядел на незапятнанный лист бумаги и отсчитал 100 тыщ рублей. Рядом со мною были два очевидца из органов, которые и подписали акт о проведенном опыте. Как и уславливались, через пятнадцать минут мы подошли к кассиру и возвратили средства. К кассиру вызвали «скорую помощь».

Было и другое задание. Его я делал уже в Москве. Мне повелели выйти из кабинета самого охраняемого в стране человека. (То был Берия, да и эту фамилию мы не рискнули именовать. — В.Ш.). И этот человек повелел мне выйти из его кабинета и из строения, не демонстрируя никаких пропусков, а сам при мне позвонил куда-то и отдал приказ быть особо внимательным ко всем, кто будет выходить из строения в наиблежайшие полчаса. Я все таки вышел без пропуска и с улицы помахал самому охраняемому человеку. Правда, мы условились, что никому не попадет за то, что меня выпустят без пропуска.

- Вольф Григорьевич, мне думается, что проверки были обоснованны. Вас же никто не знал. Вы отлично чувствуете других людей, но другие люди такими возможностями не владеют. Кто знает. Вы же могли во зло направить свои возможности?

- Никогда я во зло не могу направить возможности. Мне 75 лет, мне лгать незачем, я не сделал ни 1-го обмана, ни 1-го непорядочного поступка. Только раз в молодости я украл картошку, ибо очень желал есть, и околпачил контролера-ревизора, когда ехал без билета на поезде. Мне ненавистны ересь и обман. Презираю некорректность, никогда не опаздываю. Мы никак не можем осознать, что одни люди мешают жить другим людям, тогда как если б все это сообразили, люди могли бы помогать другим, и те и другие стали бы счастливы.

- Я знаю, что вы в годы войны много выступали и заполучили для русской авиации два самолета на личные средства.

- Да, на средства, приобретенные за выступления, я сумел подарить военным летчикам в 1942 и 1944 годах два самолета. На самолете, подаренном в 1944-м, летал летчик Ковалев. Он сбил 33 неприятельские машины. Константин Ковалев стал Героем Русского Союза.

- Как все-же вам удается читать мысли других людей?

- Трудно ответить. Интуиция. Чувствую — и все здесь. Не могу я вам разъяснить механизм передачи мысли. Человек послал записку. В ней задание. Я беру человека за руку и все делаю, выполняю, что сказано в записке, которая находится у членов жюри. На каждом моем выступлении есть жюри из зрителей. Никакой подтасовки.

- Владеете ли вы гипнозом?

- Да. Но мы не достаточно изучаем это явление. Гипнозом обладают многие люди. И вы тоже умеете внушать другим людям. Признаюсь, если б это было не так, то я навряд ли дискутировал бы с вами. Вы меня уговорили, внушили, просто принудили. Я ведь не желал давать согласие на беседу, а позже почему-либо согласился.

- Наверняка, многие люди завидуют вам, думая: вот бы мне его возможности, уж я бы…

- И ничего бы не сделали. Узнали некие представления о для себя, которые вслух им другие не молвят, и расстроились бы. Стоит завидовать тому, что я могу выяснить, как задумывается обо мне другой человек? Такое познание приносит обычно не пользу, а вред.

- Вольф Григорьевич, вас наверное нередко спрашивают об одном и том же: как вы стали таким, как жили, как достигнули фуррора? Может быть, стоит написать книжку?

- Может быть, и стоит. Я не могу посетовать на невнимание к для себя. Я объездил весь мир, почти все повидал, и мне нигде не жилось и не живется так просто, не работается с таковой отдачей, как в нашей стране. Пресса, зрители, правительство относятся ко мне с вниманием. Единственно, вроде бы это сказать помягче, кто не осознает меня, — это ученые. В нашей стране я никогда не употребил слова «телепат». Мне не рекомендовали гласить в выступлениях о телепатии. Против этого возражает доктор Китайгородский.

По сути я себя считаю телепатом, уверен, что телепатия есть и будет развиваться.

С Вольфом Мессингом встречался Владимир Шахиджанян

Станислав Сергеев, ведущий Исторического клуба «Известий»