Мама и чудо

«Мы лежали, а малышей всё увозили»

В прихожей Ковтыковых стоит большая коляска. Ее 9-месячная хозяйка Вероника на вид самая рядовая девченка, чьи мать Ирина и бабушка Нина — простые мать и бабушка, счастливые и малость вялые. Никто, смотря на этих 3-х дам, не догадается, что их история тянет на целую книжку.

Началось все с того, что 11?летняя школьница Ирина Ковтыкова стала сетовать маме на вялость и мигрень.

Она садилась учить уроки, брала книгу, а читать не могла — очень болела голова и еще почему-либо зубы. «Как как будто от кислого яблока», — вспоминает Ира. Скоро стало понятно, что дело не в зимнем авитаминозе и не в школьной вялости, а в чем либо очень суровом: у Ирины побелели и стали отекать ноги. Мать повела ее в поликлинику, там взяли анализы, и скоро к Ковтыковым домой пришли докторы.

- Произнесли, что необходимо срочно ехать в Воскресенск, а там — что нужно быстрее начинать исцеление, так как у Ирины острый миелобластный лейкоз, — вспоминает Нина Ковтыкова.

Заканчивался 1998 год. Тогда еще не было больших благотворительных фондов, о нездоровых лейкозами детях не писали в газетах и по телеку не демонстрировали тех, кого удалось спасти. Ковтыковы совершенно ничего не знали о заболевания собственной дочери, докторы просто произнесли им, что исцеление — это навечно, на многие месяцы. Ирина с Ниной Ивановной поселились в Балашихе, в Столичном областном онкоцентре. Оказалось, не на месяцы — на годы. Про эти годы Ирина с матерью говорят по очереди. Поначалу Ирина:

- Мы как в центр приехали, мне сходу плохо стало. «Химия» началась. Я молилась, чтоб меня в бокс перевели, чтоб одной там быть. Переселили, а там девченка малая всегда рыдала — ей годика четыре всего было, после операции лежала. Позже другую девченку положили, с синдромом Дауна. Я почему-либо очень верно все помню.

Позже мать:

- Это был ад. Мы лежим, а детей увозят и увозят. Этажом выше взрослые лежат, и там тоже — погибели, погибели. Позже «химия» завершилась, нас домой выписали, но сходу назад возвратили — Ирине плохо стало. А далее в центре ремонт начался, и мы по четыре денька за месяц ездили на «химию» своим ходом — из Конобеево до Москвы на электричке, позже на метро с пересадкой, позже на маршрутке до Балашихи. И назад. И так весь год.

Целых два донора

Оказалось, что случай Ирины очень тяжкий. У нее было два обострения заболевания, это много. Но при всем этом ей подфартило. Если ребенок в семье один, неродственного донора костного мозга приходится находить в интернациональных банках данных (в Рф такового нет) — это очень недешево, очень тяжело, а иногда и очень длительно. У Ирины же два старших брата, а означает, два возможных донора костного мозга. Анализы на вероятную сопоставимость сдали все члены семьи — мать, папа, брат Сергей, брат Александр, и оказалось, что последний подходит совершенно.

Ирина с ухмылкой вспоминает, как братья страшились не то что становиться донорами, а даже просто сдавать кровь на анализ:

- Сваливали друг на друга: давай ты — нет, давай лучше ты. Им 17 и 20 лет было, что с мальчуганов взять! Еще им казалось, что они после пересадки болеть будут. Саша еще не так давно, как что-то заболит, спрашивал: мам, это поэтому, что я тогда костный мозг сдавал? Успокоился, когда докторы растолковали, что такового не может быть. Но он, естественно, сходу согласился быть донором. Я у него как-то спросила: не жалеешь? Он опешил: а почему, гласит, я должен жалеть?

Когда донор и средства на операцию (это, к огорчению, всегда история про «с миру по нитке») были найдены, Ирину опять положили в поликлинику — снова химиотерапия, снова стерильная палата. Ровно 10 годов назад, 18 января 2001 года, к ней в бокс принесли пакет и произнесли: «Вот твоя операция». Трансплантация костного мозга — это не та операция, при которой пациент находится под наркозом и скальпелем доктора, она похожа на переливание крови. Звучит просто, в действительности — как полет в космос. Как далее будут развиваться действия, предвидеть нереально. Кто-то через несколько недель уезжает домой, Ирина провела в одиночном боксе еще семь месяцев.

- Все уходили, а я все лежала, — вспоминает она. — Началась реакция — трансплантат против владельца, — очень болели ноги. Три месяца ела только рис и пила ледяную воду. Ничего больше. Рис без соли и вода. Когда разрешили детскую тушенку — понимаете, в баночках для малеханьких малышей, — это было такое удовольствие! А позже вдруг захотелось что-то делать, захотелось есть — так я сообразила, что выздоравливаю.

Это было в мае. А в августе Ирина с матерью в конце концов возвратились домой в Конобеево.

- Как все глазели, когда я из машины вышла! Чудище приехало! На мне респиратор, сама толстая, без волос. Я практически все фото из поликлиники порвала — не могла глядеть на себя такую. На данный момент жалею. А респиратор до сего времени храню. Мне его еще длительно пришлось носить, снимать лишь на ночь разрешали и исключительно в собственной комнате — маме для этого пришлось все ковры убрать, все цветочки, стенки спиртом протереть. Равномерно обычная жизнь ворачивалась. Через год после операции доктор разрешил Ирине завести кота. Она возвратилась в школу, правда, на короткий срок — так и не смогла привыкнуть к неизменному вниманию и шушуканью за спиной. Начались дискотеки…

А спустя два года в компании она познакомилась с будущим супругом Женей. Гласит: любовь с первого взора. О заболевания длительно сказать страшилась, а когда отважилась — не до конца, только именовать буковку, с которой начинается ее диагноз, — оказалось, что он издавна знает и что ему все равно. Ирина с Женей встречались 5 лет, до того как поженились. В мае прошедшего года у их появилась дочка Вероника. Появилась в срок, после легкой беременности, ставшей, по словам самой Ирины, для всех сюрпризом и не доставившей ей никаких заморочек.

«Это было нереально, но все-же случилось»

По сути «сюрприз» — совершенно неподходящее слово. Докторы, лечившие Иру от лейкоза, считают происшедшее с ней чудом. Малая Вероника — единственный в мире таковой ребенок. Лейкоз издавна уже не считается неизлечимой заболеванием, но все еще кажется приговором для тех, кто желает не только лишь выжить, да и в дальнейшем стать родителями. По сути это не запрещено категорически — людям, перенесшим лейкозы, иметь малышей можно, вот только из-за химиотерапии это далековато не многим и не всегда удается. Еще серьезнее дело обстоит с теми, у кого в прошедшем были не только лишь лейкоз и стандартная «химия», да и пересадка костного мозга.

- Пересадка как такая излечивает болезнь, — разъясняет Людмила Папуша, научный сотрудник отделения трансплантации костного мозга Федерального центра детской гематологии, где Иру вылечивали и наблюдают уже 10 лет. — Но чтоб ее провести, необходимо поначалу уничтожить свой костный мозг. Делается это при помощи высокодозной химиотерапии, у которой есть такое побочное действие, как понижение либо полная утрата репродуктивной функции. Идет речь не о стандартной химиотерапии, которая употребляется в лечении лейкозов, а о сверхдозах, которые используются только перед трансплантацией. У Ирины — таковой вид лейкоза, и были применены такие препараты, после которых иметь малышей, к огорчению, нереально. Здесь дело даже не в том, что их нельзя иметь — у таких людей нет никаких шансов. Ира — единственная в мире, кому это удалось. Мы с сотрудниками написали об этом статью, которая выйдет в забугорном мед журнальчике. Можно сказать, что случай Ирины, безусловно, достоин того, чтоб написать и целую книжку.

Сама Ира всех тонкостей до конца не осознает — наверняка, это даже и к наилучшему. Она указывает фотоальбом, который сделала для дочки, и пожимает плечами:

- А я никогда не задумывалась, что у меня не будет малышей. Мне различные докторы гласили, что так может быть, но я все равно не веровала — мне же и про волосы гласили, что могут не вырасти, а они выросли. Все как-то просто вышло, и беременность прошла просто. На 9-м месяце я кровать сама собирала, комодик, обои клеила. Мать бранилась, но мне казалось, что это все очень принципиально — так ребенок ощущает, что его ожидают.

Когда Ира, демонстрируя медикам фото дочери, произнесла, что ее девченка — их победа, доктор Алексей Масчан, заместитель директора Федерального центра детской гематологии, ее поправил: «Наша победа — ты, а Вероника — это чудо».

Ирина желает, чтоб лет через 5 в ее семье волшебство случилось опять.

Липовец Ира