Оси мира паранормальное рядом
О печальной истории Ольги Сукоры в Беларуси узнали спустя несколько дней после того, как стало известно о гибели Юлии Кубаревой в результате пластической операции в «Экомедсервисе».
Операцию по изменению прикуса 32-летней Ольге сделали в государственной клинической больнице Минска еще в октябре 2012 года. 6 мая 2013 года этот случай подробно обсуждался на ток-шоу «Открытый формат» телеканала ОНТ. Уже 15 месяцев девушка находится в коме. Почему это произошло? Родители девушки ищут ответ до сих пор. СК свой ответ уже дал: причина комы не установлена, но в действиях врачей состава преступления нет.
Врачи публично обещали, что девушку «пока выписывать никто не будет», что ей организуют должный уход. Но уже через месяц после передачи Ольгу выписали домой. Она по-прежнему в коме, вот уже 15 месяцев. За ней присматривает 72-летняя мать, которая теряет силы с каждым днем. «Обещали нам все на свете, а после передачи даже в отделение неврологии не хотели брать, говорили, что дочери уже ничего не поможет», — рассказывает мама Ольги Любовь Даниловна, сквозь слезы и шепотом добавляя, что после такого отношения уже сама думала «что-нибудь с собой сделать».
Операцию Ольге делали на таком же аппарате, что и погибшей Юлии Кубаревой. Что еще установило следствие?
Операцию Ольге Сукоре сделали еще 10 октября 2012 года — в Минской областной детской клинической больнице. Девушка хотела успеть сделать ее к предстоящей через полгода свадьбе. Операцию делали под наркозом, из которого Ольга так и не вышла — впала в кому. До сих пор врачи оценивают ее состояние как вегетативное. Сначала она лежала в той же больнице, где ей делали операцию, после ее перевели во взрослую клиническую: сначала в реанимацию, затем — в отделение неврологии. С 12 июля 2013 года Ольга дома.
Вопросом «что произошло?» родственники уже 33-летней девушки задаются до сих пор. Окончательный диагноз — острая постгипоксическая энцефалопатия тяжелой степени. Причина неизвестна. Следствие длилось почти 8 месяцев, и в результате было установлено, что никаких противопоказаний к операции у Ольги не было. Раньше девушку уже вводили в наркоз – сначала при удалении аппендицита, затем — грыжи. Выходила из наркоза она всегда без проблем.
Из заключения судмедэкспертов следует, что с 12.20 по 12.35, то есть в течение 15 минут после операции, у Ольги наступила клиническая смерть. Установлено, что «за пациенткой Сукорой в послеоперационном периоде отсутствовало должное наблюдение, что не позволило своевременно выявить начало развития у последней гипоксии. Медпомощь оказана лишь по факту ее обнаружения в палате с признаками клинической смерти. <…> Вследствие ненадлежащего исполнения своих профессиональных обязанностей и нарушения требований должностной инструкции <…> врачом анестезиологом-реаниматологом Гриб допущены дефекты в лечении Сукоры. Однако данные нарушения в причинной связи с развитием острой гипоксической энцефалопатии головного мозга после перенесенной операции не состоят». Острая гипоксия «является следствием нахождения пациентки в условиях выраженного и внезапно возникшего недостатка поступления кислорода, является осложнением раннего послеоперационного периода», сказано в документах.
Вместе с тем экспертные комиссии, работавшие над заключениями, отмечают, что «поскольку за пациенткой в период времени с 12.20 по 12.35 отсутствовал непосредственный врачебный контроль, достоверно установить, в какой момент и по какой причине наступила гипоксия, не представляется возможным». Невозможно именно потому, что «в меддокументации нет данных о ее состоянии, показателях дыхания и сердечной деятельности (за этот период)».
А вот как объясняется отсутствие возле Ольги анестезиолога: «Поскольку врач Гриб в момент возникновения у Сукоры гипоксии находилась в другом помещении (операционной), недостатки в работе данного медработника не состоят в прямой причинной связи с развитием у пациентки острой гипоксической энцефалопатии головного мозга в послеоперационном периоде». В возбуждении уголовного дела против анестезиолога и других врачей отказано. «Реанимационные мероприятия Сукоре проведены незамедлительно после установления состояния клинической смерти в 12.35 и выполнены в полном объеме, при этом достигнут положительный результат – восстановлена сердечная деятельность и налажена искусственная вентиляция легких», — также говорится в выводах следствия.
Отмечается, что каких-либо других нарушений, кроме как допущенных врачом анестезиологом-реаниматологом, нет. Состав преступления в действиях ее и других врачей также отсутствует.
Любовь Даниловна держит в руках письмо от Следственного комитета и не верит написанному
При проведении операции Ольге Сукоре использовался тот же аппарат ИВЛ, что и в медцентре «Экомедсервис», когда оперировали Юлию Кубареву, — МК-1-2 белорусской фирмы «Респект-плюс». В материалах доследственной проверки отмечается, что аппарат был исправен на момент операции Ольги Сукоры — его вместе со следователем проверял мастер самой фирмы — уже через год после операции. Проверка по делу Сукоры началась только после того, как стали расследовать смерть Юлии Кубаревой.
Напомним, на суде о гибели Юлии Кубаревой выяснилось, что фирма-производитель не занималась регулярным обслуживанием аппарата ИВЛ, а сам аппарат ранее давал сбой. Во время операции в «Экомедсервисе» кран подачи кислорода, к которому был подсоединен аппарат, был перекрыт, показало служебное разбирательство, проведенное в медцентре.
«Я не верю в то, что у дочери внезапно наступила гипоксия. Просто не верю. По какой-то причине не установили, почему она недополучила воздух. Я уже не знаю, что мне думать, но у здорового человека, переносившего наркоз всегда нормально, не может быть таких последствий», — уверена мать девушки Любовь Даниловна. Такое же мнение и у сестры девушки Ольги Сизовой, медика по образованию.
Смущает родственников и то, что по документам следствия врачи сами обнаружили клиническую смерть Ольги и стали оказывать ей помощь. «Но когда я приехал в больницу, то встретил женщину, которая рассказала, как сама лично заметила, что Оля начала синеть, и побежала искать медсестру, — рассказал TUT.BY Илья, молодой человек Ольги. – Следователь пытался меня убедить, что это не та женщина и говорила она совсем не про то. Но я же не дурак”.
Мать Ольги: «Самое страшное было научиться откачивать мокроту. Я сразу боялась»
Глаза Ольги почти все время открыты. Но куда она смотрит, узнает ли кого – непонятно. Я впервые видела человека в коме, и первая мысль, посетившая меня: «Это не так, как показывают в фильмах». Возможно, потому, что в кино показывают обычно другую стадию комы, самую сложную, когда человек уже лежит недвижимый и с закрытыми глазами. У Ольги Сукоры все по-другому. Помимо комы врачи у нее констатировали судорожный синдром. Выглядит это так: парализованная 33-летняя девушка, с тонкими ногами, как у 4-летнего ребенка, моргает, постоянно хрипит и трясется. Мать Любовь Даниловна переворачивает ее каждые полтора часа, чтобы не образовывались пролежни. Сделать это 72-летней женщине сложно. Несмотря на то, что Ольга за 15 месяцев комы заметно сбросила вес, кости ее остались тяжелыми, говорит женщина.
Любовь Даниловна приехала в Минск из деревни Несета (Могилевская область) в больницу к дочери на четвертый день после операции, когда ей уже сообщили по телефону, что Ольга не пришла в себя. «Я спрашивала у врачей: «Она в коме?» Они говорили: «Нет». Потом сказали, что она не просыпается потому, что ей дали еще какой-то наркоз, чтобы она не пришла в шок, когда проснется. Я тогда еще не поняла: зачем ей еще давать наркоз, если она из того не вышла? — вспоминает мать Ольги. – А теперь понимаю, что это все было неправдой, что она сразу в кому впала».
Мать девушки бросила в родной деревне все: дом, хозяйство, — и переехала смотреть дочь в Минск. Проживают обе женщины сейчас в Боровлянах – именно тут, прямо напротив больницы, где делали операцию, Ольга построила в кредит однокомнатную квартиру.
«Переехали мы сюда после того, как врачи от нее отказались. Я все спрашивала у них: что же вы нас так быстро хотите спихнуть? Почему после реанимации не хотите брать в неврологию? Мне сказали, что таких в коме очень много по Беларуси, таким только уход нужен, лечение уже нет. Только куда мне было с ней идти? Как ухаживать за человеком в таком состоянии? Я ничего толком не знала. Я врачам сказала, что если они не возьмут ее в неврологию, сама с собой что-нибудь сделаю», — вспоминает Любовь Даниловна. После этого еще месяц Ольга Сукора пролежала в неврологии – периодически приходили реабилитолог и другие врачи, массировали ей руки, ноги, проверяли общее состояние.
«Когда уже выписывали – все нам обещали. Говорили: к вам будут наведываться врачи из районной поликлиники, вам дадут реабилитолога, медсестра будет навещать, все врачи будут с вами. А что есть? Врач-терапевт раз в неделю приходит, невролог за это время с 12 июля два раза только был. Реабилитолог до января ходила раз в неделю, а сейчас уже не приходит», — говорит женщина.
На полу — аппарат, которым откачивается мокрота. Она через шланг перетекает в банки.
Вот уже полгода каждый день для нее — испытание. Крепкий сон для этой женщины теперь только в мечтах: любое движение дочери — и она вскакивает с постели. Любовь Даниловна рассказывает, как проходит их с Олей день: «Сегодня она не спала до четырех утра. А если она не спит, и я не сплю. Бедная моя девочка, — начинает плакать Любовь Даниловна. – Сегодня в 8.30 где-то я ее покормила, она немного уснула. Еду в жидком виде ей даю: через нос в пищевод идет трубка. Через рот кормить ее нельзя. В основном детское питание покупаю. Питание у нее зондовое: на блендере разбиваю продукты. Кормлю три раза в день: завтрак, обед, ужин. И между этим даю сок, воды попить. Иногда йогурт, мягкий творожок – все тоже на блендере перемалываю».
Любовь Даниловна рассказывает, что когда Олю выписывали, она врачей попросила дать им аппарат, которым можно откачивать мокроту, ведь это – составляющая ухода за человеком в коме. Аппарат дали. А вот кровать, на которой лежит девушка, — из морга. Ее привезла подруга Ольги, которая там работает.
«Знания о том, как ухаживать за человеком в коме, получала «на ходу»
Мать Ольги – пенсионерка, проработавшая 38 лет учителем математики в сельской местности. Никаких медицинских навыков, говорит, никогда у нее не было. Знания о том, как ухаживать за человеком в коме, получала «на ходу». «За врачами я наблюдала немного. Я же с ней находилась больше двух месяцев в больнице. Я уже там практически все сама делала, это поначалу только смотрела, как врачи делают. Самое страшное было не научиться кормить, а откачивать мокроту. Я сразу боялась, ведь это надо через трубочку, которую надо вставлять в дыру в горле, выкачивать ее, включать аппарат. А еще надо определять момент, когда мокрота скопилась. Раньше она покашливала, а сейчас все меньше. Я просто прикладываю руку к горлышку и как бы нащупываю ее», — рассказывает Любовь Даниловна.
Узнает ли дочь ее, женщина не знает. «Скорее всего, мы сами себе придумали, что узнает. Но радует, что она хотя бы что-то еще чувствует, не совсем онемела. Иголкой раньше ей уколешь, всегда дергалась. И сейчас ногтем проведу, она дергается. Раньше она еще и пугалась. Дрель за стеной засверлит, Оля дергалась. Сейчас уже нет…»
Уже несколько раз Любовь Даниловна вызывала домой священников. «Один еще в реанимацию приезжал. Второй — из Несвижа вызывали — прямо сюда. Освятил квартиру, сказал молиться и верить в чудо, — рассказывает женщина. — Мы же верующие. Я раньше в церковь ходила, молилась. А сейчас дома молюсь, потому что мне нельзя вообще отлучаться из дому, меня никто не подменит. Максимум на 15 минут могу сбегать в магазин да в аптеку». Иногда ухаживать за Олей помогают ее сестры. Они приезжают из Могилевской области, однако часто приезжать не получается.
Сейчас родственники Ольги твердо намерены подавать иск в суд. В планах также — перевезти Олю в Германию, где, по их словам, могут помочь вывести ее из комы.
Любовь Даниловна: «Я чувствовала, что Оле не надо было в тот день идти на операцию. Предчувствия были. Мне один сон снился уже три раза в жизни, и всякий раз кто-нибудь умирал после него. Оля мне позвонила перед самой операцией, мы с ней поговорили о всяких мелочах, я ей только хотела сказать: «Не ложись на операцию», — как за ней пришли. Она сказала: «Все, мама, за мной пришли», — и положила трубку».
- Вы верите, что Оля выпутается? – задаю откровенный и больной для Любови Даниловны вопрос. Женщина замолкает и начинает гладить дочь по голове.
- Не хочу при ней говорить. Она все слышит.
Любовь Даниловна на некоторое время снова замолкает. А потом продолжает рассказывать: «Знаете, мы сегодня головку Оле помыли. Когда ее жених, Илья, приходит, мне легче. Он тазик с водой держит, а я поливаю из кувшина. И обтереть могу. А одной тяжело мне».
- А сиделку взять не думали? – спрашиваю у нее.
- Да где ж мне грошы браць на яе? Оля – инвалид первой группы, ее пенсия — 2,4 миллиона, моя – 2,6 миллиона. Из своей пенсии Оля еще кредит за квартиру «выплачивает», она же сама ее построила. А это по 800 тысяч в месяц, она брала на 20 лет. На что мне эти пару миллионов хватает, если только питание на полмесяца стоит 3,6 миллиона? Пусть бы государство нормально хоть деньгами помогло… Еще коммунальные плачу по 200 тысяч в месяц, а сейчас подорожало. Раньше еще удерживали с нас 61 тысячу «за прочие услуги». Так в жировке было написано. Я звоню бухгалтеру, спрашиваю: «На что тратится эта 61 тысяча?» А она: «Нам на зарплату». Я спрашиваю: «Сколько у вас зарплата?» Они отвечают: «Небольшая, четыре миллиона». Так что получается: инвалид первой группы в коме, у которого пенсия два миллиона, должна еще вам 61 тысячу на зарплату начислять? Сказали мне написать заявление об отказе платить. Я написала, и вот уже 3 месяца не удерживают эту сумму.
Любовь Даниловна: «В феврале мне надо будет отчитаться перед исполкомом за то, куда я трачу пенсию Оли. Сказали предоставить все чеки. Я их собираю и в коробку кидаю. Так в коробке им и занесу. Им надо, пусть сами и считают».
Ольга Сукора несколько лет назад на отдыхе
«Она такая была активная девочка. Окончила музыкальную школу, играла на пианино, на баяне, на цимбалах»
В гости навестить Ольгу приходят часто. «Приходит жених ее, Илья. Я все удивляюсь — вот крепкий парень. Я ему как-то сказала даже: «Дзякуй, хлопчык, што не кідаеш». А ён мне: «Ніколі не кіну».
По словам Любови Даниловны, приходят к Оле и ее коллеги, и девочки, с которыми они вместе учились в институте им. Сахарова. Сама Ольга, кстати, работала в 9-й клинической больнице и в Академии последипломного образования (БелМАПО). «По образованию она цитолог. Получила еще экономическое образование… У нее столько планов на жизнь было», — говорит Любовь Даниловна и показывает нам напоследок фотографии дочери.
«Она такая была активная девочка. Окончила музыкальную школу, играла на пианино, на баяне, на цимбалах. Участвовала в конкурсах областных, места занимала, — рассказывает Олина мама. — А сейчас лежит моя девочка. Разве может быть горе, больше этого?»
В Беларусбанке родственники Ольги открыли счет «до востребования». Если вы хотите помочь семье Сукора, вы можете пожертвовать деньги на счет ФИЛИАЛ N 529 БЕЛСВЯЗЬ, ОАО БЕЛАРУСБАНК АСБ 01002399 1. Счет открыт на имя Костян Татьяны Михайловны (это сестра Ольги. — TUT.BY).
Родственники Ольги также отмечают, что не уверены в том, что ей нужно именно в клинику в Германии. Поэтому они просят неравнодушных и знающих людей помочь в поиске проверенной клиники за рубежом. Все медицинские документы уже переведены на английский язык. Контактировать по этому вопросу можно с девушкой Ольгой, которая занималась переводом документов. Ее адрес- zinoa@tut.by
