Доппельгангер (отражение пятое — Студент)

День начался плохо. Плохо, когда день начинается с совещания при директоре, а ты страдаешь от похмелья. А еще хуже то, что ты наперед знаешь, о чем пойдет речь. О чем, господа? Да НИ О ЧЕМ.
В средней школе №2 такие заседания были в порядке вещей. Три длинных звонка, радость юных лоботрясов, ибо никто наперед не знает, когда вернутся любимые преподаватели и
СКАЗКА О ПОТЕРЯННОМ ВРЕМЕНИ
краткий, минут, эдак, на …дцать, обзор того, что было, что будет и чем сердце успокоится. Работаю здесь уже год, а так и не научился спать с открытыми глазами. А жаль… Очень полезное свойство.
Да, я работаю школьным преподавателем. Помните, я уже говорил вам, что рассказывать — моя привычка? Да и прозвище Студент заработано мной не случайно: из всей нашей разношерстной компании я — один из немногих, кто окончил вышку. А теперь задумываюсь, а оно мне было надо?
Вот ЧеПе, к примеру. Из универа его в свое время выперли, но свет-то на этом клином не сошелся. Возится с компьютерами в какой-то конторке и вполне доволен жизнью. Или Анюхин — токарничает себе да горькую пьет. И ведь горя не знает!
А, может быть, проблема в том, что я их всех старше на год-два? Поэтому и смотрю на мир излишне критично?

ДА, БЫЛИ ЛЮДИ В НАШЕ ВРЕМЯ…
Да, нет, ерунда — не такая уж и большая разница. Вернее, совсем небольшая. Это все похмелье. Похмелье — штука тонкая.
Лениво встаю из-за стола и, прежде чем отправиться на
ГОЛГОФУ
«летучку», окидываю взором класс, занимающийся кто чем.
- Серогодская, будешь за старшую.
Катя Серогодская, чем-то похожая на Сейлор-Мун, которую засунули в хентайный мультик, что-то нечленораздельно бурчит, не отрываясь от телефона, где что-то набирает.
- Серогодская, отберу.
Телефон нехотя исчезает под партой, а я выхожу в коридор.
Черт, дернуло же меня так напиться… А еще учитель… Хотя все почему-то считают, что учитель должен быть до чертиков правильным. Наверно поэтому я и иду наперекор стереотипам. Как там, у Высоцкого, про Гамлета: «В прозрачных водах по ночам, тайком, я отмывался от дневного свинства…» Это в стихах. А в прозе жизни все как раз наоборот: по ночам тайком мы с наслаждением валяемся в грязи, а утром снова наводим макияж, чтобы днем казаться приторно-правильными.
КАКАЯ ГРЯЗЬ, КАКАЯ ВЛАСТЬ И КАК ПРИЯТНО В ЭТУ ГРЯЗЬ УПАСТЬ…
Да, лучше, чем эта строчка из «Арии», пожалуй, и не скажешь…
В коридоре навстречу вразвалочку идет Василий Давыдович Процюк, историк и географ, чем-то похожий на Винни-Пуха и Тараса Бульбу одновременно. Жмет мне руку.
- Вид у тебя нездоровый… — басит он, словно из бочки.
- Отравился вчера чем-то…
ПОЛУПРАВДА это НЕ ЛОЖЬ…
- Ну-ну… — он принюхивается и подмигивает.
Стреляную ворону не проведешь, хотя я все утро, кривясь от горечи, гонял во рту кофейные зерна — хорошо отбивают перегар. Ни зубная паста, ни всяческие «Антиполицаи» в этом деле не помогают, а вот кофе — это самое то.
Топаем вместе до директорского кабинета.
ЗАСТЕНКИ ИНКВИЗИЦИИ
В кармане начинает верещать телефон. Черт, кому это я нужен? Ведь знают же, что я сейчас «сею разумное, доброе, вечное»
ВЫРАСТАЕТ ЖЕ ТОЛЬКО КРАПИВА И ЛЕБЕДА
и беспокоить меня не следует. Надо же, Анюхин… Что это ему надобно? Подношу к уху. Шурик тараторит нечто нечленораздельное, но постепенно начинаю докапываться до смысла…

————————————————

Он вдруг побледнел, да так, что Процюк встревожился не на шутку.
- Э, чего это с тобой? Совсем погано?
- Черт, у меня… это… малого знакомого, кажется, убили….
- Твою мать…
Сергей ошарашено смотрел на замолчавшую трубку. Услышанное не укладывалось в голове.
- Хочешь поиграть со мной? — вдруг резануло по ушам. Он подпрыгнул на месте и изумленно огляделся. В паре метров от них, у забранной решеткой батареи, на подоконнике сидела Рождественская.
- Поиграть в доктора? — она мило улыбнулась.
Студент зажмурился, а когда открыл глаза, Ольги уже не было.
Удивленный Процюк непонимающе глядел на гримасы Сергея. Он ничего не видел и не слышал…