Не замечая никого, я буквально ворвалась в знакомый двор. Остановившись лишь перед кордоном полиции и стоявшей чуть дальше скорой помощи. Блики спецсигналов, отражающиеся в окнах, на миг ослепили меня, а вой сирен вернул слух. Я приостановилась и, запахнувшись в плащ, медленно подошла к тусовке спецслужб и праздно-любопытных до чужой беды, у родительского подъезда…
- Это просто из ряда вон! У женщины отрезали голову! Крови как с заколотой свиньи! Самой головы нет! Муж в психозе, никого не узнает, твердит про проклятье рода, — доносилось вокруг явственно, но словно через вату.
Продолжая идти, задевая подолом плаща грязный асфальт, я вслушивалась в происходящее вокруг. Отголоски разговоров, словно в тумане, разгоняемые цветными огнями, долетали до меня обрывками фраз, обсуждаемые полицией и врачами. Позади них стояли бабушки и тетушки — те, которым всегда надо влезть, поохать и обсудить сплетни.
Когда я появилась, шагая сквозь толпу, все смолкло, только сине-красный свет огней машин кидал причудливые блики на серую толпу, что расступалась предо мной, не пряча ужас и страх на лицах. Краем глаза я заметила ворона на крыше кареты скорой помощи. Это было безумием, но казалось, его клюв, был изогнут в полуулыбке. Он молча провожал меня взглядом, но взглядом не пустой глазницы с разбитой части головы, а черным зрачком, в котором отражались блики света, превращавшиеся в огонь, пламя ярче солнца.
Не в силах смотреть в огненную бездну, я отвернулась. Но казалось, огонь был вокруг меня, машины и дома были в огне, обгоревшие люди из толпы показывали в меня пальцами. Понимая нереальность происходящего, я все же инстинктивно сжалась, пытаясь идти, не задевая пламя. Как от прокаженной от меня шарахались любопытные, чуть ли не крестя меня в след.
Я уже знала, что увижу, когда один из полицейских взял меня под руку и мельком взглянув на паспорт, повел наверх в дом на опознание. Лужа крови, на полу в прихожей, то, что было моей матерью, накрытое нелепым черным мешком. Отец с пустым взглядом — на руках санитаров. Прислонившись к стене в коридоре, я молча глотала боль, не в силах даже расплакаться.
Взглянув на отца, которого выносили на носилках, я попросила санитаров задержаться. Подойдя к нему, я плача гладила его руку. Поймав мой взгляд, он посмотрел мне в глаза, так, что стало действительно страшно. Его, подернутый ярко выраженными кровавыми прожилками взгляд, нес одновременно безумье пережитого и страх…
- Там… — произнес он. — Там, где ты испугалась в детстве… там — проклятье… — слова давались ему с трудом.
- Что за проклятье? — прошептала я одними губами, но отец казалось, почувствовал, нет, не услышал, но понял о чем я.
- Безголовой ведьмы… Найди в доме записки прадед… — Не успев договорить, он упал в конвульсиях на руки санитаров.
Бесполезный допрос в отделении, стоящая перед глазами лужа ярко багровой крови в коридоре родительской квартиры. Труп, накрытый черным целлофаном, сквозь который угадывалось отсутствие головы. Ночное происшествие, мертвая мать, нелепый таксист — все смешалось в вихре коктейля, что уже четвертый раз смешивал мне бармен в ночном кафе. Я сидела за не очень чистым столиком в полумраке враждующего света барной стойки и фонаря с улицы. Сжав побелевшими костяшками пальцев обоих рук фужер, остановившимся взглядом я следила за пузырьками, поднимавшимися со дна, мило играющими в контрасте света. Поднимаясь в луч света, со дна бокала они лопались, словно завершившие свой путь души, прошедшие цикл от рождения до смерти. Нелепая мысль встретилась со стрессом пережитого за день и я расхохоталась. Мой нервный смех разорвал пустоту кафе, бармен и девушка за кассой стойки вздрогнули, переглянувшись, наверное, я была похожа на сумасшедшую. Впрочем, так, наверное, оно и было. Непонятные, жуткие видения затмевали разум…