Погребённая заживо

Задумайтесь на мгновение о тех людях, которые спят вечным сном, под тенью мраморных плит, деревянных крестов и гранитных памятников, сбросив с себя бремя жизни. Журчание ручья, звук весенней капели и пение птиц не ласкает уже их слух. Солнечный свет не согревает их холодные тела, мерцание ночных звёзд и красота сказочных пейзажей не радует больше их погасший взор. А радость, любовь, печаль, забота, страх и все земные чувства не тревожат их более.

Но быть может, кто-то из них, на глубине двух метров под землёй по-прежнему сохраняет в себе способность мыслить, чувствовать, осязать, слышать и видеть. Возможно даже, что в один прекрасный момент она сможет вернуться к своим родным, несказанно удивить и обрадовать сердце своего любимого человека, если только ей не суждено умереть медленной и мучительной смертью. Ведь никто даже не догадывается о том, что она всё ещё жива…

ВСТУПЛЕНИЕ

Это случилось в одной небольшой деревне. Она была ничем не примечательна и не отличалась от большинства других деревень, которые бесчисленным множеством лежали на просторах необъятной и широкой страны белых берёз, обширных степей, дремучих лесов, некошеных полей и лугов, непроходимых болот, тихих озёр, быстрых рек и журчащих ручьёв.

Жители сельской местности испокон веков вели суровую борьбу за существование, борясь каждый сам за своё счастье, работая от зари до зари, не покладая рук, чтобы не испытывать нужду и обеспечить себе и своим близким достойную жизнь. В этой суровой схватке человека за место под солнцем побеждает сильный, проворный, упорный, трудолюбивый и выносливый… Но, случается так, что жизнь и смерть человека зависят не только от него самого. Порой на его скромную долю выпадают невообразимые и непредвиденные испытания, исход которых предопределяет нечто свыше-то, что принято называть судьбой…

ГЛАВА ПЕРВАЯ, В КОТОРОЙ МНИМАЯ СМЕРТЬ ПРИНИМАЕТСЯ ЗА ДЕЙСТВИТЕЛЬНУЮ

К обеду в доме Синициных скапливался народ. Люди шли с разных концов деревни. Кто-то из них держал в руках гвоздИки, кто-то — венок искусственных цветов, украшенный лентой, кто-то просто шёл с пустыми руками. Соблюдая очередь, толпа медленно и тихо перешёптываясь, заходила в большой дом. Снаружи, недалеко от дома, бродили случайные прохожие и зеваки, в основном, дети и подростки, издали наблюдавшие за тем, как люди гурьбой, стараясь соблюдать тишину, отворяли со скрипом небольшую калитку, ведущую во двор и, пройдя по вымощенной камнем дорожке, растворялись в открытых настеж дверях большого деревянного дома.

Каждый из вновь прибывших, переступив порог, спешил снять с себя головной убор, защищавший от полуденного летнего зноя. Здесь же, в прихожей, гостей встречала женщина, одетая в чёрное платье и чёрный платок и сквозь слёзы и всхлипывания говорила гостям: «Не разувайтесь, проходите!» Казалось, что она сохраняла добрый нрав и приветливость даже в минуты большого горя, не обделяя вниманием все прибывавших гостей. Многие из тех людей, что были в доме, также как и эта женщина, были одеты в чёрную, либо тёмную одежду. Миновав прихожую, гости оказывались в большой комнате, где были разложены траурные цветы, венки, а зеркала, телевизор и все отражающие поверхности были накрыты простынью или покрывалом. В центре комнаты, на столе, лежал средних размеров гроб, обитый красной тканью. Гроб был открыт. Глаза гостей, зашедших в комнату, устремлялись на тело покойницы, лежащей в гробу. В этот момент наступала всеобщая тишина, нарушаемая всхлипыванием родственников и плачем женщины, которая сдерживала себя в присутствии людей, облокотившись на плечо крепкого пожилого мужчины, который сам еле сдерживал своё подавленное состояние.

Мария скончалась позапрошлой ночью от остановки сердца во время сна. Родители, пришедшие накануне к ней в дом, стучали в двери и окна, но им никто не открывал. По прошествии некоторого времени, они выставили окно и увидели свою дочь, лежащую неподвижно на кровати. Безуспешными оказались их попытки разбудить девушку.

Приехавший сельский врач исследовал тело и констатировал смерть, обнаружив все её признаки: пульса не было, зрачки не реагировали на свет, кожа приобрела бледный оттенок, лицо осунулось, а тело стало твёрдым, как при трупном окоченении. Чтобы выяснить истинную причину смерти, тело покойной необходимо было везти в больницу на вскрытие с согласия близких родственников, но родители отказались от этого по понятным для многих причинам. Всё равно её дочь уже нельзя было вернуть к жизни…

Гости стояли в комнате. Кто-то из них неотрывно и со страхом глядел на бледные очертания лица покойной девушки. Те, кто были здесь в первый раз, с любопытством оглядывали внутреннее убранство помещений дома, а кто-то тяжко вздыхал и приговаривал что-то про неожиданную и внезапную кончину. Всем было тяжко осознавать тот факт, что Мария умерла совсем молодой, ещё не прожив полностью своей жизни. Никто даже не мог предположить, что такое могло случится. Одно дело, когда человек стар и тяжело болеет. Люди, в этом случае, словно заранее предвидят скорую и неизбежную смерть и морально готовятся к ней. А здесь, никто даже не мог себе представить, что всё обернётся так плачевно для семьи Синициных. Среди гостей были старушки, которые давно знали Машу. Они охали и причитали, выражая свою скорбь, подходили к изголовью гроба и целовали покойницу в лоб. Все выражали глубокое соболезнование родственникам усопшей…

Внезапно послышался рёв машины, со скоростью приближающейся к дому. Затем все гости услышали, как шины резко и громко затормозили где-то возле дома. Раздался звук открывающейся и резко захлопывающейся машинной дверцы. Через мгновения кто-то стал быстро пробираться сквозь толпу, расталкивая тесно стоявших гостей. Из прихожей послышались резкие шаги и голос молодого мужчины. Крик его дрогнул и, сотрясая воздух, нарушив тишину, отразился своим громким звучанием в сердцах столпившихся гостей…

«Маша!.. Машенька!.. Машка!» — в комнату вбежал среднего роста худощавый мужчина с приятной и благородной внешностью, но с широко открытыми глазами и лицом, которое вот-вот должно было исказиться сильными рыданиями. «Маша!!!» — вбежавший, не замечая никого, припал к открытому гробу и уткнулся лицом в грудь своей мёртвой супруги. Из глаз его полились слёзы, от которых намокло белое платье покойницы. Его перекошенное лицо то поднималось, уставившись на безжизненный лик Марии, то снова опускалось ей на грудь.

Среди гостей послышался лёгкий шум, кто-то неспешно стал выходить из комнаты. Кото-то тяжело вздыхал. То тут то там из толпы раздавались тихие возгласы: «Бедный человек! Какое горе!..»

Муж Марии Синициной, Иван, как обычно, уехал в город на заработки, оставив свою супругу в деревне. Вернувшись через несколько дней, он застал её в гробу.

В течение нескольких минут он безутешно плакал, положив свою голову на бездыханное тело и сжимая в своих ладонях холодные руки, скрещённые на груди. Гости и родственники всем сердцем сочувствовали бедному мужу, они понимали его горе и желание последний раз обнять любимого человека, но ничем не могли ему помочь. Наступило неловкое молчание, прерываемое мужским плачем. Голова Ивана уже в течение нескольких минут слегка вздрагивала, лежа на груди любимой, но уже навеки ушедшей девушки.

Вдруг Иван буквально на одно мгновение позабыл о своём горе, вновь обретая разум и отвлёкся на едва уловимый звук. Дело в том, что в какой-то момент ему показалось, что он услышал в груди Марии два удара, похожих на биение сердца!

Смутная надежда закралась в его потрясённую душу. Он поднял голову и стал вглядываться в бледное лицо Маши, надеясь отыскать на нём хоть какие-то признаки жизни. Затем он снова припал головой к её груди, но уже не плача, а жадно прислушиваясь и выпучив глаза, которые с испугом бегали по всей комнате, улавливая сочувственные взгляды гостей. Но ударов в груди больше не было слышно.

Тогда он вновь поднял голову и, глядя на неподвижное, мёртвое лицо, стал шептать: «Маша… Машка… Ты спишь? Маша! Это я!» Постепенно голос его становился всё громче: «Маш, ну проснись же! Маша!» Тело Марии не подавало никаких признаков жизни и с побелевших губ не сходило ни единого звука. «Маша!!!» — снова раздался отчаянный крик, а затем, в приступе безумия он приподнял её голову и стал касаться губами, целовать безжизненное лицо, её заострившийся нос, тёмные веки, словно от этого она должна была непременно проснуться…

В конце концов, отец покойной, подойдя к гробу, медленно увёл под руку Ивана, из груди которого то и дело раздавалось прерывистое и вновь нарастающее рыдание. «Ну хватит, хватит, прекрати! Чего людей пугаешь? Успокойся и держи себя в руках! Всем нам сейчас нелегко!» — сказал пожилой мужчина крепко обнял своего зятя, заливающегося новыми слезами.

Сквозь слёзы Иван начал что-то бормотать насчёт их последней ссоры и того, что он купил ей в городе подарок — дорогое ожерелье из жемчуга в знак примирения, для того чтобы она его простила. Он так спешил домой, надеясь, что Маша встретит его и несказанно обрадуется подарку. Теперь она уже никогда его не простит. Но, может быть, ещё не поздно…

Спустя некоторое время, достав драгоценный подарок, Иван робко подошёл к гробу и осторожно одел ожерелье на шею возлюбленной. Шёпотом попросил прощения за все те обиды, которые ей когда-то причинил.

ГЛАВА ВТОРАЯ, В КОТОРОЙ ИВАН ПОЛУЧАЕТ БЛАГОСЛОВЕНИЕ

Похоронная процессия неспешно приближалась к кладбищу, оставляя за собой следы из лежащих на земле гвоздик. На стареньком деревенском погосте двое могильщиков, закрыв гроб, опустили его в неглубокую могилу и принялись медленно забрасывать землёй. После того как могила была засыпана, родные, близкие, все друзья и знакомые положили цветы на свежую землю и повесили на высокий деревянный крест большой траурный венок с чёрной лентой, на которой большими буквами виднелись слова: «Любим. Помним. Скорбим». Попрощавшись с покойной, похоронная процессия стало постепенно расходиться, повернув обратно, в сторону деревни…

Но в самый последний момент из толпы ринулась снова в сторону кладбища чья-то фигура. Добежав до креста, несчастный упал на четвереньки и, подобно собаке, словно дикое животное, стал голыми руками отбрасывать землю с могилы в разные стороны. При этом он громко рыдал и крик его был наполнен отчаянием, вызывая в сердцах присутствующих новое волнение, к которому уже примешивался глубокий страх.

Прекратив бросать землю, испачкав свой костюм, Иван с открытым от безумного крика ртом припал лицом к сырой почве, не желая расставаться с тем человеком, который был для него так близок и которого он уже никогда не сможет увидеть. Маша! За что? Почему она? Он не верил в реальность происходящего. Внешние события не укладывались в его больной голове. Ему казалось, что у него забрали всё, что у него было в этой жизни, оставив без всяких средств к дальнейшему существованию и в один миг вся жизнь оборвалась, потеряв смысл. Всё ради чего он жил и то, что было дорого его сердцу, теперь потеряно навсегда…

Внезапно чья-то тяжёлая рука опустилась на его плечо. Иван медленно поднял голову и обернулся. Сквозь землю, облепившую глаза и слёзы, которые не прекращали идти из опухших глаз, он увидел перед собой фигуру в чёрном одеянии. Перед ним стоял священник. Иван почувствовал какое-то немыслимое утешение и, обхватив протянутую руку, поднялся с надеждой и покорностью глядя в лицо священнослужителя и, смотря ему прямо в глаза, стал ожидать того, что сейчас этот святой человек сотворит чудо и, наверное, оживит, воскресит из мёртвых его любовь. Ибо больше ему ничем в данный момент помочь было нельзя. И только это невероятное чудо способно было вернуть ему прежнюю радость жизни.

Голос священника звучал негромко и приглушенно, но вместе с тем был твёрдым. Иван весь обратился в слух, как загипнотизированный, он жадно прислушивался к каждому слову святого отца, жалобно ловя на себе его суровый тёмный взгляд, словно от речи этого человека целиком и полностью зависела теперь его судьба.

«Смирись, сын мой! Раба божья, Мария, обрела вечный покой. Ей больше неведомы земные печали, радости, страхи и сомнения, также как любовь и слёзы наши больше не угодны душе её. По воле Отца Небесного перешла она в иной мир, не допив до конца горькую чашу земных страданий. Господь один предопределяет смертный час каждого из нас и противиться решению Его мы не в силах. Своими слезами мы лишь причиняем боль себе и тем, чьи души перешли в Вечное Царство. Мы должны достойно встречать свою судьбу, какой бы она ни была и помолиться за упокоение тех, кто уже не с нами, но навек останется в нашей памяти. Не поддавайся безумию, сын мой. Оно лишь сокращает дни жизни твоей. Помолись, попроси прощения у Господа и живи дальше. Да хранит тебя Бог!» — после этих слов священник перекрестил дрожащего Ивана и тот в сопровождении родственников, уставившись пустым взглядом в одну точку, словно заколдованный, перебирая ногами, побрёл вместе со всеми обратно в сторону деревни.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, В КОТОРОЙ ВСЁ ОЧЕНЬ КРАТКО ОПИСАНО

В доме Синициных все гости собрались за большим столом на поминальный обед. Разговаривали и пили мало. Не слышно было смеха или каких-то неуместных речей. Все вели себя скромно, осознавая тяжесть произошедшего несчастья.

Иван после кладбища всё также пребывал в состоянии какого-то мрачного и подавленного оцепенения. Родственникам даже пришлось силой переодевать его в чистую одежду и умывать лицо от кладбищенской земли холодной водой, потому что сам он не предпринимал решительно никаких действий и не реагировал на их слова, а только молча смотрел в одну точку.

После обеда, когда гости стали потихоньку расходиться, родственники решили оставаться в доме Синициных, если потребуется, до самого утра, чтобы присматривать за Иваном, потому что у них были серьёзные опасения по поводу его душевного здоровья и все боялись, как бы он не натворил чего, если вдруг останется один.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ, В КОТОРОЙ ЧЁРНАЯ ВОРОНА ПОДАЁТ ЗНАК

Солнечный диск медленно скрывался за горизонтом, своим розово-оранжевым сиянием освещая покосившиеся кресты и надгробия сельского кладбища. Случайному прохожему, который увидел бы такой волшебный свет заката, могло бы на какой-то миг показаться, что таинственное свечение исходит от самих могил и, вопреки всем разумным рассуждениям, захоронения, возможно, таят в себе признаки еще не угасшей окончательно жизни. Создавалось впечатление, что где-то там, под землёй ещё слабо теплилась чья-то надежда и едва билось чьё-то живое сердце.

Большая чёрная ворона, размахивая крыльями, неуклюже уселась на высокий деревянный крест. Взъерошенная, она, открыв клюв, что-то громко каркала и кричала, уставившись чёрными страшными глазами на близлежащие дома деревни, стоявшие на окраине, будто призывая людей на своём вороньем языке прийти сюда как можно скорее, пока ещё не поздно… Наконец, убедившись в том, что её вороний крик никто из живых людей не слышит, а если и слышат, то всё равно не смогут понять того, что она хочет им сказать, птица, сорвавшись с креста, улетела вдаль, взмахнув в воздухе большими чёрными крыльями.

ГЛАВА ПЯТАЯ, В КОТОРОЙ ПОЯВЛЯЮТСЯ КРАЙНЕ НЕПРИЯТНЫЕ ЛИЧНОСТИ

В это время недалеко от кладбища, в старом, невзрачном доме с облупленной штукатуркой, который внешне походил больше на сарай или хлев, чем на жилое помещение, раздавались едва слышные, грубые и глухие голоса двух людей. Один из них в какой-то момент высунул своё почти чёрное, пропитое лицо в открытое окно дома и с опаской выглянул наружу, боясь, что за ними кто-то может следить и случайно подслушает их ужасный разговор. Затем он снова скрылся внутри дома и приглушённая речь возобновилась.

Сидя на двух допотопных стульях со сломанными спинками, эти люди подняли две большие рюмки, стоявшие на какой-то тумбочке или табуретке, покрытой грязной газетой. Здесь же валялось несколько закаменевших маленьких булочек и конфет, собранных, по всей видимости, с кладбища. Затем эти люди одним махом выпили содержимое своих рюмок, закусив с вилки какой-то густой пищей, похожей отдалённо на еду, но у нормального человека подобная трапеза не вызвала бы ничего кроме отвращения, но ещё большую неприязнь вызывали страшные лица двух могильщиков! При взоре на них у постороннего наблюдателя могло сложиться впечатление, что перед ним находятся люди одной из самых низких ступеней человеческого развития, для которых не существует каких-либо моральных ценностей или норм и в силу своего крайне бедного положения, они готовы пойти на всё, не пренебрегая даже самой грязной и жуткой работой, лишь бы достать хоть какие-то дополнительные средства к своему существованию. Как бы низко не пал обычный человек в своих пороках, казалось, он никогда не сможет опуститься до уровня этих двух созданий, которые при свете керосиновой лампы, жуя противную пищу толстыми, почерневшими губами, обдумывали и обговаривали план своих предстоящих действий.

- Ты видел ожерелье? Как думаешь, сколько за него дадут?
- Да хрен его знает! Но стоит дорого, клянусь! Такого здесь в деревне ни у кого нет! А ещё у неё был браслет на руке и кольцо на пальце. Правда, за сколько их можно сбагрить, не знаю. В город надо ехать!
- А как ты кольцо срывать будешь? С пальца-то? Небось, хрен уже снимешь!
- Отрублю палец! Хы-хы!
- Нет, я как подумаю — ночью могилу вскрывать и труп обчищать! Страшное это дело!
- Да ладно тебе! Не в первый раз имеем дело со жмуриками.
- Но мы ведь просто хоронили. Никогда подобным не занимались! А что если люди узнают?! Что они с нами потом сделают!
- Да не узнают и ничего не сделают! Всё чисто провернём! Ей то уже ни к чему украшения, в гробу то! А нам они не помешают явно! Мы потихоньку всё провернём, никто не догадается.
- Тогда надо быстрей идти! Пока земля сырая и труп не так вонять будет.
- Да погоди ты. Пускай народ поуляжется, чтобы меньше глаз из окон пялилось. Ещё чуток подождём и пойдём, когда совсем стемнеет!

Выпив ещё по рюмке какой-то обжигающей жидкости, двое могильщиков вышли во двор и закурили вонючие папиросы, кашляя своими прокуренными лёгкими.

ГЛАВА ШЕСТАЯ, В КОТОРОЙ ОПИСЫВАЕТСЯ СНОВИДЕНИЕ

На деревню медленно опускалась ночь. В воздухе стоял летний зной. Одно за другим гасли жёлтые окна сельских домов, скотина в сараях стала вести себя тише. Тишину ночи как будто ещё больше усиливали сверчки своим несмолкаемым шумом, который нарастал с каждым часом. Лишь изредка кое-где слышались лай бездомных собак да шаркающие шаги запоздалого прохожего, медленно ступавшего по неасфальтированной, пыльной дороге.

В доме Синициных прямо за поминальным столом, после порядочно выпитой дозы спиртного, лежал Иван, на время сумевший забыть о своём горе, погрузившись в пучину беспробудного и тяжёлого сна. Родственники хотели перенести его на кровать, но видя, что Ваня крепко погружён в объятия Морфея, решили попусту не тревожить его и разбрелись по комнатам просторного дома, заперев входную дверь. Иван спал и во сне видел события прошедшего дня, как и любой другой человек, отходя ко сну, видит перед глазами те образы и тех людей, которые мелькали перед взором в течение последних часов. Иван видел в своём сне толпу гостей, что сновали по дому большой тёмной массой. Вот он снова заходит в эту комнату и видит открытый гроб, в котором лежит Маша, он глядит на венки и цветы, которые бесконечными рядами мелькают перед его глазами, сменяются один другим и принимают различные причудливые формы, цвета и очертания. Вот он смотрит сбоку на гроб, у изголовья которого вновь белеет лицо Маши. Иван пытается подойти к гробу, но его кто-то держит, окружающие как будто осуждают его и говорят: «Не надо, Ваня, не надо! Оставь её!» Затем кто-то его утешает, похоже это отец Маши. Ему тоже тяжело и горько, наверное, ещё больше чем Ивану, но он держит всё в себе.

Затем перед внутренним взором во сне появляется кладбище, кресты, он подбегает к могиле и жадно впивается в землю руками, откидывает её. Он откидывает её всю, до самого гроба, ему никто не мешает, никто не останавливает его. Иван открывает крышку и замечает, что гроб пустой. Внутри нет никого. Он встаёт и начинает звать Машу. Озирается испуганно по сторонам и замирает в ожидании… Чья-то фигура в чёрном кладёт ему на плечо руку. Иван оборачивается и видит священника, который говорит ему: «Смирись, сын мой!» Потом картина сменяется: его ведут под руки домой, переодевают и умывают холодной водой лицо. Он сидит за столом, уставившись отсутствующим взглядом в одну точку. Постепенно за окнами сгущается синяя ночь. Рядом уже никого нет, все гости разошлись, Ивану нет никакого дела до них. И вот, вдруг стало совсем темно…

Свет, исходящий от люстры, кажется, совсем не освещает комнату и вокруг царит такой мрак, что хоть глаз выколи. Иван чего-то ждёт. Он замер в ожидании и надеется, что сейчас фигура Маши промелькнёт за окном и она зайдёт в дом и обрадует его. Он с каким-то испугом смотрит на окно. Вскоре в тёмном окне, словно в подтверждение ожиданий, мелькает белая фигура…

Затем Иван переводит взгляд на дверь напротив него. Дверь со скрипом отворяется и в дом входит Маша, излучая яркий, фосфорический свет. Иван встаёт и спешит ей настречу.
- Я не умерла! Я живая! Слышишь? Я живая!
- Я знаю! Я знал это! Маша! Машка!!! — Иван улыбается, радость переполняет всё его существо, а улыбка преображает осунувшееся лицо. Он испытывает огромное, неземное счастье, услышав желанную и долгожданную весть. Руки его тянутся к ней, желая скорее обнять и с большой, невыразимой любовью прижать к себе этого единственного и самого близкого человека на свете… Но что такое? В чём дело? Иван чувствует, что пытается обхватить руками пустой воздух, а Маша… Где она? Она внезапно исчезла, её уже нет рядом, как будто всё это было лишь странным миражом и обманчивым видением.
- Маша?.. Маша?! Машка… Маш, ты где? Вернись, Маша, не уходи! Что за?..

Внезапно Иван просыпается. Он поначалу не понимает, что с ним произошло, где он находится, в каком месте он заснул и что случилось за последние несколько часов. Но постепенно цепочка событий минувшего дня с болью выстраивается в его голове, вызывая в душе очередную смертную тоску и безутешное страдание. Он понимает, что лежит один за столом. На дворе уже ночь. Гости разошлись, а Машу они похоронили днём и сейчас, скорее всего, её лицо и мягкая белая кожа начинают постепенно разлагаться в сырой могиле, а опарыши и прочие подземные твари медленно подкрадываются к её телу. При этой мысли Ивану вдруг сделалось до того больно и тошно, что он не выдержал и сжал голову руками, затем взял со стола початую бутылку водки и, выпив из горлышка, попытался снова заснуть тяжким и беспокойным сном, лишь бы не думать ни о чём и в скором времени вновь погрузился в беспамятное состояние.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ, В КОТОРОЙ ПРОИСХОДИТ ЭФФЕКТ НЕОЖИДАННОСТИ

Одна за другой взошли на безоблачном небе звёзды и полная луна, которые своим синеватым, таинственным светом освещали кладбищенские кресты, памятники и надгробья. Тишину ночи нарушал изредка шелест листвы где-то высоко в деревьях, куда пробирался легкий прохладный ветерок. Внезапно к звукам природы добавился ещё один звук. Это были шаги двух тёмных фигур, которые, крались между могилами, то и дело оборачиваясь и оглядываясь по сторонам. Двое человек старались идти как можно тише, не наступив случайно на сухую ветку, не обронив ни единого слова, жестами подавая друг другу знаки, как будто боялись разбудить покоящихся в земле мертвецов. Но на самом же деле, они боялись больше живых людей и очень опасались того, что могут привлечь к себе чьё-то внимание.

Подойдя к могиле, один из них зажёг в руке фонарик. Луч света упал на свежую землю и ещё не успевшие завянуть гвоздики и другие траурные цветы с венками. Осторожно складывая их в сторону, могильщики старались делать всё очень аккуратно, бесшумно, запоминая даже порядок расположения цветов и венков, чтобы потом также возложить всё на своё место. Нельзя было оставлять ни малейших следов своего присутствия. Когда цветы были отложены в сторону, грабители одели перчатки и взяли в руки длинные штыковые лопаты.

- Ну? С Богом? — проговорил один из них хриплым шёпотом и криво усмехнулся.
- Да иди ты! — ответил другой и его лопата своим остриём вонзилась в рыхлую землю. Работа началась. Обеими лопатами они зачерпывали большими горстями землю, которую аккуратно складывали в сторону от могилы. Потребовалось немного времени, чтобы откидать всю землю. Буквально через полчаса работа была почти завершена и включённый фонарик осветил внизу могилы красную, бархатную ткань гробовой крышки.
- Ты как будто нарочно не стал глубоко рыть могилу днём, зная, что нам придётся идти сюда ночью! — заметил один из грабителей.
Второй спустился вниз, встав ногами по краям гроба и, достав гвоздодёр, просунул его в щель под крышкой.
- Я и крышку специально не стал заколачивать гвоздями! — ответил второй, снова криво усмехнувшись.

Лёгким движением он снял крышку гроба и вытащил её наверх, положив на землю, рядом с кучей земли. Затем снова опустился вниз и решил первым делом снять браслет и кольцо с руки, а уж потом сорвать с шеи драгоценное ожерелье. Первый стоял наверху и старался светить фонариком своему напарнику, при этом луч света нервно дергался в разные стороны. В самый ответственный момент грабитель вдруг почувствовал страх и его рука пару раз вздрагивала, а глаза старались избегать того зрелища, которое он так боялся увидеть внизу этой чёрной ямы, в открытом гробу.

Грабитель, стоявший в могиле, казалось, тоже нервничал не пуще своего товарища. Ведь оба могильщика занимались подобным делом впервые в своей жизни. Он громко и раздраженно прохрипел из ямы вверх первому: «Чёрт бы тебя побрал! Ты можешь светить лучше, я ни хрена не вижу!»

Первый грабитель направил луч света в тёмную яму, однако при этом он совершенно случайно осветил лицо покойницы. Внезапно сердце его вздрогнуло так резко, что всё тело судорожно дёрнулось от неожиданности! Он чётко увидел, что глаза покойной были широко раскрыты, а горящие ярким блеском зрачки, словно угольки, уставились в этот момент прямо на него, хотя он прекрасно помнил, что днём, когда они закрывали гроб, веки её были опущены! Фонарь выпал из его трясущейся руки, а изо рта от страха вырвалось непроизвольно грязное ругательство.

Тот что был в яме, казалось, заразился этим внезапным проявлением ужаса своего напарника, но при этом стал ещё сильнее раздражаться и чуть ли не заорал дурным голосом: «Да ты сдурел что ли? Какого хрена ты там стоишь и дрыгаешься? Не можешь даже нормально посветить! Дай сюда фонарик!» — при этом он схватил выпавший на землю фонарь и стал зачем-то медленно оборачиваться в ту сторону, где лежала голова девушки. В этот момент произошло нечто из ряда вон выходящее: мёртвая, издав глубокий вздох, стала медленно поднимать голову и туловище. Она приподнялась в гробу и села!

Когда грабитель в яме обернулся, он оказался лицом к лицу с ожившей покойницей. Она уставила на него большие, тёмные, сверкающие глаза… Это был смертный ужас! Тот неожиданный взгляд стал для грабителя взглядом самой смерти, пронизывающий всё его тело сильнейшим страхом и трепетом… Взгляд, который будет его теперь преследовать в самых кошмарных снах… Взгляд, который он запомнит надолго, быть может, до конца своей жизни!

Даже пропитые, прокуренные и почерневшие сердца двух могильщиков, повидавших многое в своей нелёгкой жизни не могли выдержать такого неожиданного поворота и картина, которая предстала перед ними в раскопанной, свежей могиле, в один миг лишила их способности разумно мыслить и спокойно реагировать на происходящее. Мёртвая ожила прямо на их глазах. Этого они никогда не видели и никогда больше не увидят!

С проворностью обезьяны грабитель, опираясь обеими руками о край могилы, выпрыгнул мгновенно наверх и, толкая своего напарника вперёд, бросился бежать. Второй не отставал от первого и тоже бежал во весь дух. Они оставили лопаты, фонарик, драгоценности и раскопанную могилу, забыв обо всём! Им хотелось теперь только одного: поскорее убежать как можно дальше от этого места.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ, В КОТОРОЙ ВСЁ ЗАВЕРШАЕТСЯ

На дворе стояла уже глубокая ночь. Издавая бредовые возгласы в своём тревожном и неспокойном сне, Иван опять проснулся. Он стал с открытым ртом медленно озираться по сторонам, а затем снова замер, словно парализованный, уставившись в одну точку, как раньше. Многие йоги и медиумы во время медитации специально используют подобный сфокусированный вгляд на одном объекте, чтобы достичь более глубокого уровня сознания. Иван же был далёк от практики медитативных упражнений, но в его сознании как будто произошла какая-то резкая и неожиданная перемена и он медленно встал. Затем открыл входную дверь и вышел на улицу, вдыхая свежий воздух летней ночи. Откуда-то повеяло приятным ароматом цветов, но вскоре его перебил запах неубранного навоза из сарая. Сверху горели звёзды. Иван задрал голову вверх и уставился на них. Созерцая красоту ночного неба, он с ребяческой наблюдательностью заметил, что одна звёздочка внезапно стала гаснуть, но недалеко от неё вдруг появилась вторая звезда. После чего обе они продолжили гореть непрерывно на поверхности синей, небесной сферы.

«Маша… Где же интересно она сейчас? Видит ли она эти звёзды также, как я вижу их?! Чувствует ли она что-нибудь? А может быть, она где-то рядом и молча наблюдает за мной, а я даже не подозреваю об этом?!» — задавая себе подобные вопросы Иван погрузился в состояние какой-то глубокой отрешённости от внешнего мира и в то же время почувствовал, что он является неотъемлемой частью Вселенной и всё, что существует и происходит в природе, связано между собой невидимыми тонкими нитями.

В какой-то момент ему захотелось поделиться этим странным чувством с кем-нибудь, но рядом никого не было. Тогда он принялся разговаривать сам с собой, толком не осознавая того, что медленно начинает сходить с ума. Речь его была тихой, прерывистой. Он задавал сам себе вопросы и со странной улыбкой здесь же на них отвечал. В конце концов, последнее слово, которое он произнёс, было уже знакомым ему до боли. Маша! Голова Ивана медленно опустилась вниз. Он понял, что больше всего на свете хочет увидеть её снова и никакие размышления, ничто не сможет его утешить и вернуть к прежней жизни. Это желание было сильным. Очень сильным. Не просто ночной фантазией спятившего от горя человека, а стремлением, которое стало побуждать его к определённым действиям для того, чтобы воплотиться в реальности. Но в реальности уже иной, потусторонней…

Иван зашёл в дом, оставив открытой на распашку входную дверь. Лихорадочно он стал искать под старым диваном, в коробке для инструментов, верёвку! Достав её, он поднялся и стал быстро расправлять скомканные узелки, при этом тихо приговаривая: «Сейчас, Машенька! Мы скоро встретимся! Я уже иду к тебе. Погоди немного. Сейчас!» Расправив верёвку, он поспешно вышел во двор, прихватив с собой стул. Под кронами высокого клёна, недалеко от калитки, Иван остановился, подняв голову вверх и вглядываясь в листву могучего дерева. Там он разглядел толстую ветку. Подпрыгнув, он ловко перекинул верёвку через неё. Поставил стул и, встав на него, сделал на свободных концах верёвки петлю, затем резко потянул её, проверяя на прочность. В столь поздний час на улицах деревни нельзя было встретить ни души, а все родственники спали в доме, поэтому Иван ничуть не беспокоился о том, что кто-то сможет застать его за столь безрассудным деянием, как самоубийство!

«Ну всё, Маша! Я очень скоро увижу тебя! Скорее, чем ты думаешь! Мы снова будем вместе! Здесь меня уже ничто и никто не задерживает! Просто я не могу без тебя жить! Я иду к тебе, Машенька! Я готов. Уже скоро… Совсем скоро! Ещё чуть чуть…»

Просунув шею в петлю и затянув верёвку, Иван почувствовал сильное удушение. Верёвка обтянула кадык. Боль сжала его горло. Иван стал терять равновесие и почувствовал, как внизу стул начал уходить из-под ног. Дышать было очень трудно, в глазах потемнело и странный звон стал заполнять его уши. Иван уже на последнем вздохе успел произнести страшным, задыхающимся голосом: «Маш… я… иду… к… тебе! Иду!» — а в голове промелькнула напоследок единственная мысль о том, что он её вот-вот увидит!

И в самом деле… Сквозь туманную пелену полузакрытых глаз он уже видел её! Да это она! Это Маша! Не может быть никаких сомнений! Уже? Неужели? Так скоро? Вот она со всех ног приближается к нему в своём белом платье с вытянутыми вперёд руками… Он чувствует, как ноги его уже полностью потеряли опору и в тот самый момент холодные руки Маши обхватывают его за пояс и не дают зависнуть в воздухе между небом и землёй! Они держат его. Они осязаемы! Маша живая и она рядом с ним! Он чувствует её учащенное дыхание… Затем она встаёт на цыпочки и одной своей нежной рукой касается его шеи с быстротой стараясь сорвать проклятую петлю, от которой невозможно дышать… Уже его рука инстинктивно тянется к верёвке и сбрасывает удушающий, ошейник смерти.

Затем они вдвоём падают на траву. И остаются лежать. Лишь молча смотрят друг на друга застывшими глазами… Глазами, выражающими чувства, которые трудно поддаются описанию…

Поделиться в соц. сетях
Опубликовать в Facebook
Опубликовать в Одноклассники
Опубликовать в Яндекс
Опубликовать в Google Plus
Опубликовать в LiveJournal

Комментарии:

Оставить комментарий

Ваш email нигде не будет показанОбязательные для заполнения поля помечены *

*

Можно использовать следующие HTML-теги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <strike> <strong>