Псих

Дождь.
Вдох.
Дождь.
Выдох.
Дождь…

Сегодня снова некогда лазурно-голубое облако затянуто серыми и угрюмыми тучами. Маленькие прозрачные капли стекают с крыш домов и козырьков различных лавок с безделушками. На долю секунды оседают на окно и тут же нарочито-медленно стекают вниз, забавно переплетаясь между собой, двигаясь из стороны в сторону. Они искажают этот серый город. Этих серых людей. Лишь оставляя за собой мокрые дорожки, в память о своем существовании.

Постепенно ощущаю себя ничтожеством. А людей, окружающих меня — жалкими. Это не жизнь, а лишь жалкое существование. Бессмысленное, никому ненужное. Немного грустно ощущать себя простым человишкой, иногда вспоминая ту жизнь… Другую. Яркую, наполненную целями и улыбкой. Вот никогда не думал, что буду так просто сидеть перед окном, глядя на этих мертвых людей. Просто ходят. Не живут, лишь существуют. Другие же боятся дождя, боятся серости и поэтому сидят дома. Они одиноки и всю жизнь проведут наблюдая из окна. Скучно. И обидно. Обидно до слез. Порою судьба жестока, да. Но не всегда же! Должна же быть в жизнь хотя бы одна белая полоса! А в принципе, свою белую полосу я упустил, насладившись лишь ее прелестями, совсем забывая о проблемах. Обычных, обыденных проблемах. Больно. Сердце сжимает обида. Почему?.. Почему мне не дали свыше второго шанса? Аха-ха, хотя, кого я спрашиваю и зачем возмущаюсь? Бога нет.

Я как всегда сидел у злополучного окна, наблюдая за этими играми дождя и раздумывая о себе. О смысле. Смысле собственного существования. А его… Его нет. Боже, я повторяюсь. Подперев голову рукой, согнутой в локте, я сжал в кулак пальцы свободной руки. Крепко. Длинные, давно не стриженные ногти с силой впились в нежную кожу. Чувствую, как-тоненькой струйкой по моей руке стекает кровь. Алая.

Я люблю рисовать. Очень. Я рисую все. Но у меня собственный стиль. Все мои работы выполнены в красно-черном стиле. Я не псих, нет. Но я никогда не забуду это кровавое месиво из некогда живых людей. От одной лишь картины прошедшего к горлу подкатывает ком тошноты. Перед глазами тут же всплывают те люди. Их нечеловеческие крики, мольбы о помощи. Просто люди. До сих пор помню страх в их глазах. Страх лишится своей никчемной жизни. Которую они в принципе и не заслуживают. С тех пор я до дрожи в коленках люблю кровь. Ее цвет. Ее холод. Ледяная змейка окутала мой мозг. Я не никчемен, как они. Я живу…

Одноклассники улыбаются. Меня бесят их улыбки. Такие беззаботные. Но фальшивые. Это маска. Маска человека. Фальш. Всюду фальш. В голосе. В словах. В улыбках и жестах. Всюду! Бесит. Как же хочется медленно прорисовывать спонтанные картинки на их телах. Вновь увидеть тот ужас в глазах. Любоваться их распоротыми телами и слушать их крики, ласкающие мой слух. Наблюдать, как кровь медленно просачивается сквозь глубокие и не очень порезы. Вот оно искусство! Искусство, которое вам не понять. Оно мимолетно. Это мгновенье.

Слышу их радостные восклики и этот мерзкий смех. Ненавижу. Чья-то рука ложится мне на плечо и легонько потрясывает. Я, словно в замедленной съмке, равнодушно оборачиваюсь. На моей парте, расположенной в самом дальнем углу, как вы уже поняли, у окна, развалился один из моих одноклассников. Я смутно помню его имя. Сергей, кажется или Витя. Единственное, чем он отличаются от этой серости, так это голубыми глазами. Светлыми. Искренними. Он манит меня к себе. Манит впиться в эти бледно-розовые губки. Я не гей. Я его ненавижу за это. Заметив на себе мой проникновенный взгляд, он на секунду смущается, но вскоре его белоснежное лицо вновь озаряет большая улыбка. Его я убью первым.

- Эй, Кирилл, ты че как неживой? Девушка бросила? — Глухой, немного низкий голос.
Одариваю его презрительным взглядом и отворачиваюсь к окну, принимая прежнее положение. Пусть говорит. Скоро он будет метаться в предсмертных, просто адских муках. А пока пусть живет… Еще немного. Я разрешаю.
- А-а-а, я же забыл… Прости, бро, как дела на личном, гкхм, — демонстративно кашлянул, голубом, так сказать, фронте?
По классу, ожидающему учителя, прошелся заразный и звонкий смех. Лишь мне одному было не до улыбки. Сжимаю пальцы, вонзая ногти себе в кожу. Сейчас.

Я резко встаю, до того быстро, что стул со вистом грохается на деревянный пол. Класс медленно пятиться от меня. А особенно Витя, я вспомнил его имя. Медленно приближаюсь к нему. Ровными, размеренными шагами. Заметив кровь на моих руках, его глаза расширяются и он донимает меня вопросами. Глупыми вопросами, все также пятясь. Глупец. Я останавливаюсь. На миг. И в следующую долю секунды впиваюсь своими нестриженными ногтями ему в глаза. Словно бешеный, я отскакиваю от него и любуюсь проделанной работой с широкой улыбкой. Улыбкой психа, склонив голову на бок. Он, крепко сжав глаза, откуда медленно вытекала кровь, сползая к подбородку, рухнул на пол. В центре кабинета. Его всхлипы. Почему нет криков?! Почему все молчат?! Все с открытыми ртами наблюдают за ним, изредка переводя взгляды на меня. Никто и с места не сдвинулся. Медленно, не привлекая к себе внимания, я взял ручку с парты одноклассницы и щелкнул ею. В следующую секунду я наносил ему удары. Ручкой. Один за другим. Один за другим. Не жалея. Кровь забрызгала стоящих рядом зевак. Этим придуркам потребовалось еще с полминуты, чтобы их маленьких мозги сработали и поняли всю суть происходящего. Меня принялись оттаскивать от почти мертвого Витьки.

Я в суматохе отцепился от псевдо-героев и заорал. Громко.
- Заткнитесь!
И все замолчали. Разом. Все остановилось. Кажется, я даже слышал удары собственного сердца. Раз-два, раз-два, просто бешеный ритм. Голубоглазый все также бился в конвульсиях на холодном полу, прикрыв лицо руками. Подойдя к нему, я сел на корточки перед ним и вновь улыбнулся, обманчиво-нежно запустив руку в его золотую копну волос. Обманчиво. Резко вскинув его голову, я предоставил всем на обозрение его лицо. Рот искажен. Из правого глаза скатывается кровь, смешанная с солеными слезами. Многочисленные неглубокие царапины по всему лицу, а из левого глаза вытекает нечто. Жижа. Его глаз. Его когда-то голубой глаз. Аха-ха-ха. Победа! Пустая глазница, а начиная от бровей и вдоль по веку до ноздрей протягивается самая длинная и глубокая царапина. Шрам. Шрам, память обо мне. Кажется, я смеюсь. Задыхаясь, не успевая перевести дыхание. Громко. Истерически. Меня вновь пытаются отцепить от Витьки. Наивные. Когда меня в очередной раз с силой дергают назад, я ухватываюсь за его волосы и сваливаюсь с толстенной прядью волос и куском кожи, забавно болтающемся на вырванных мною волосах. Я сорвал с него скальп. Аха-ха-ха… Наблюдая за тем, как лицо Виталия застыло в немом крике и он с грохотом рухнул на пол, я вновь рассмеялся. Пуще прежнего. Истерически катаясь по полу кабинета. Под крики и плач.

Белые стены. Белая простыня, одеяло и подушка. Белая пижама. Все белое. Я псих. Я в психбольнице. Меня никто не посещает. И не надо. Ко мне даже медсестры не заходят. И плевать, что мне всего шестнадцать, я псих. Псих, псих, псих. Слова эхом отдаются по малюсенькой комнатушке. Меня не выводят гулять. И не надо. Достаточно, что три раза в день снимают с меня кандалы и снимают с меня ремни, полностью парализующие мои действия. Здесь есть окошко. Маленькое. С массивной железной решеткой. Я вновь мог любоваться дождем и думать о смысле. Об этих серых людях. Об этом сером мире.

Сегодня я сижу здесь. Как и всегда. Меня на час отцепили от оков, но я не пошел к окошку как обычно. Недавно, под кроватью я нашел осколок стекла. Острый такой… Провожу им по руке. Вдоль вен, вырисовывая непонятные сплетения. С улыбкой наблюдаю за кровью, которая образует нечто. Великолепно. Это идеально! Откидываюсь назад. Невольно. В глазах темнеет. Я сейчас умру. Я псих. Это искусство…

Я вам говорил, почему люблю красный цвет?..