Сожжённая заживо

Небо на востоке окрасилось алым. «Какой кровавый рассвет…» — подумала Она, — «Как раз под стать событию». Яркие лучи зари неуверенно пробивались в тёмное тесное помещение сквозь узкое зарешёченное окно. Она не чувствовала ни злости, ни обиды. В конце концов, Она предполагала такой исход. Девушка наслаждалась последними минутами спокойствия и одиночества перед готовой вот-вот грянуть бурей.
Послышались тяжёлые шаги, металлический скрежет ключа в замке и дверь с грохотом распахнулась. Вошедший подошёл ближе к узнице. Та поднялась на ноги и, не дожидаясь грубой помощи, сама вышла из камеры. Стражник вывел девушку из подземелья наружу, где вокруг неё сразу же сомкнулся плотный строй вооружённых копьями солдат. Военный эскорт.
И вот всё началось. Её повели через узкие улицы города на площадь. Город был наполнен людьми. Они кричали, плевали и сыпали проклятиями. Кинутый чьей-то меткой рукой камень разбил губу сопровождаемой стражниками девушки. Кровь потекла по Её подбородку, но осуждённая не дрогнула. Искажённые злобой, ненавистью и суеверным страхом, лица горожан были знакомыми и незнакомыми одновременно. Она знала почти всех этих людей. Она лечила их, готовила травяные мази и различные отвары и вот как сородичи её отблагодарили. Но Она не осуждала их. Она вообще почти ничего не чувствовала. Внезапно в толпе промелькнула фигура Её бедной матери. Слёзы текли по лицу пожилой женщины, губы беззвучно шептали: «Моя девочка, моя доченька». Девушка улыбнулась в ответ. Она всегда поддерживала мать, старалась помочь, как могла. С тех пор как отец умер… Мама замкнулась в своём горе, почти ничего не ела, не могла работать и вся тяжесть хозяйства взвалилась на хрупкие плечи худенькой четырнадцатилетней девчонки. Было тяжело. Иногда настолько, что Она уходила в лес к ручью и подолгу плакала там, изливая своё отчаяние и скорбь. А потом Она подросла и начала заниматься лечением людей с помощью трав, чтобы иметь хоть небольшой заработок в подспорье к хозяйству. Да и нравилось Ей это дело. Ей нравилось помогать людям и очень часто Она уменьшала взимаемую плату, а то и вовсе отказывалась брать деньги. Она всё делала с усердием и неизменной улыбкой на лице.

Но весь этот рай разбился на миллионы осколков. Последние два года выдались неурожайными, налоги заплатить было нечем и людям надо было найти причину, по которой земля перестала быть плодородной. Или виновного. Второй вариант оказался легче. Горожан не остановило, что девушка лечила их и из-за Её понимания трав они сделали Её козлом отпущения. Да и внешность Её сыграла им на руку. Огненно- рыжие волосы, яркие, словно изумруды, глаза, стройное тело и постоянно бледная кожа. Ну, чем не ведьма?! И Её обвинили в сговоре с дьяволом и насылании неурожая, в том, чего Она не совершала.
Её почти довели до площади, что находилась в самом центре их маленького захолустного городишки. Всё это время копейщикам довольно успешно удавалось сдерживать натиск разбушевавшейся толпы, хоть в девушку порой и летели камни. Но внезапно их система дала сбой. Сквозь военный строй к ведомой прорвался не в меру рьяный, возможно, напившийся с радости, что «ведьму сожгут», детина и с размаху ударил осуждённую по лицу. Её голова неловко дёрнулась от удара и девушка, словно сломанная кукла, рухнула в грязное месиво земли, помоев и талого снега, которое представляла собой дорога. Мужика оттащили. Девушке никто не помог, но, упершись руками в землю и преодолевая головокружение, ей удалось подняться и ужасающее шествие продолжилось. Она шла, покорно подчиняясь чужой воле, обрекшей Её на смерть, так как знала, что Ей не удастся оправдаться.
Впереди показалась площадь. В центре её лежала куча хвороста и дров, из которой, словно Божий перст, торчал свежеструганный, ещё немного пахнущий смолой столб. Поднявшись по маленькой, грубо сколоченной лесенке на вершину этого сооружения, Она подошла к столбу и прислонилась к нему спиной, обхватив руками. Её запястья стянули цепью. Будто Она сможет сбежать?! Под рёв толпы зажгли факел и поднесли его к хворосту. Сухой, он вспыхнул мгновенно. Костёр горел. На секунду пламя скрыло от глаз свою пленницу и был виден только чуть размытый силуэт. Когда оно опало, люди вновь увидели Её. Спутанные рыжие волосы, как и юбка грязного и рваного платья, развевались на ветру, всё тело девушки было в многочисленных синяках и ссадинах, но глаза по-прежнему глядели прямо и твёрдо и не было в них ни злобы, ни ненависти. Губы Её едва заметно шевелились, но за рёвом огня не было слышно слов. Но Она не проклинала их, собравшихся здесь посмотреть на её смерть, нет, Она молилась. Она просила Господа о том, чтобы кто-нибудь после Её кончины помог Её недавно заболевшей матери, просила ей здоровья и счастья и просила простить всем этим людям жестокость и глупость рода человеческого.
Вскоре, когда костёр прогорел и тело бедной девушки превратилось в золу, все разошлись. В наступающих сумерках только тёмная фигура одиноко стояла на площади и смотрела в сторону почерневшего и обуглившегося столба. Старая, совершенно седая, не имевшая сил даже плакать женщина глядела помутневшими от горя и выплаканных слёз глазами на кучку пепла, что ещё несколько часов назад была её единственной и такой любимой дочуркой.