Две вещи воображения

Малейшее движение отдавалось сумасшедшей болью во всем теле. Слабые руки, упираясь в холодные каменные ступени, дрожали под напором тощего окровавленного тела. Выпирающие бедра столкнулись со ступенью, руки онемев, согнулись и тельце распласталось на лестнице.
- Молодец, Мия, гораздо быстрее, — произнес парень, остановившись рядом, — Холодную воду я отключил, сегодня только горячий душ. — С этими словами парень поднялся в свою спальню, намереваясь, как следует выспаться, эта девчонка его изрядно вымотала.
Каштановые, твердые от запекшейся крови волосы на голове девушки дрогнули, когда та с трудом подняла опухшее от побоев лицо. С тихим хрипением она снова поползла вниз по ступеням. Выпирающие кости бились об камень, девушка скулила, по ее лицу текли слезы, но вовсе не от боли, она боялась этих звуков, как будто умирала собака. Она чувствовала себя собакой. Шавкой, зависящей от хозяина и подчиняющейся его прихотям. Локти резко согнулись и Мия упала подбородком на ступень, зубы клацнули, а в висках словно раздался звон десятков колоколен. Девушка открыла рот в немом крике и вдруг, на весь просторный светлый холл раздался громкий всхлип. С распахнутыми от смертельного ужаса глазами, девушка глубоко вздохнула, борясь со страхом и истерикой, он точно ее услышал. Дверь наверху скрипнула.
- Я тебя предупреждал, никаких истерик.
Она чувствовала, он стоял прямо позади нее. Но повернуться не было сил.
- Прими уже чертов душ.
Ее взяли за лодыжки, поняв, что последует, холл снова огласил дикий животный всхлип ужаса.
- Я говорил, без истерик.

Сильные руки дернулись и хрупкое костлявое тело начало быстро сползать по мрамору. Слабые руки бессмысленно пытались удержаться, хрустнула шея и девушка очутилась на полу. Лестница была пуста. Борясь с воем в груди, Мия поползла к двери ванной, она ползла как червь, никак человек, она извивалась всем телом, не имея возможности опереться сводившееся судорогами конечности.
Порожек ванной казался непосильной преградой, пристав на локти, Мия, задыхаясь от дрожи во всем теле, потянулась вперед. С хрипом упав на плитку ванной комнаты, она вытянулась во всю длину, тяжело дыша. Она просто хотела умыться. Выкинув со всей последней силой руку, девушка ухватилась за край белоснежной отточенной ванны. Подтянувшись, задержав дыхание, она перевалилась через бортик и, оттолкнувшись ногой перевернулась. Она лежала на дне ванны, приводя дыхание в порядок. Кряхтя, из последних сил, она дернула за краник. Тут же успокоилась. Она чувствовала, как ее тело пронзает тысяча капель, вода стекала с нее оранжевыми от крови струями. Рваная одежда намокла. Ее тело было расслабленным и таким спокойным. Глаза закрыты, а под веками, карие глаза видели свободную пустую улицу, хлещущий дождь, белое, но такое яркое солнце из-за туч. Она стояла посередине улицы, одна и капли барабанили по ее бледным обнаженным плечам. Такая свобода и такое глубокое спокойное счастье крутили ее чувства. Дернувшись от непривычного радостного ощущения, она очнулась. Вся ванная комната была в пару, зеркало запотело, а больная искалеченная кожа была красной, тело заныло, с глухим вскриком, Мия рванулась, но скользкие мокрые руки соскользнули с бортика. Боль нахлынула новой волной, она закричала.
- Свариться вздумала, — тот же знакомый голос, — Давай помогу.
Вода хлынула полным напором, охватив всю ванну.
- Приятного купания, пупсик.
И чмокнув ошалевшую от боли девушку в щеку, он вышел.
Спасаясь от жгучих капель, девушка замахала руками, пытаясь прикрыть лицо. Она скулила, как подбитая собака, спасаясь от боли. Перекинув руки, она толкнулась. Удар об пол выбил из нее остатки припасенного воздуха, лежа на запотевшем полу, она закрыла глаза и отдалась грезам о свободном прохладном дожде.
Она очнулась на коврике в его спальне. Пытаясь не шевелиться, она по привычке вслушивалась в звуки дома. Тишина, только внизу раздается шум воды. Он в душе. Забыв о боли, она бешено замотала головой, сейчас у нее снова появился шанс. «Снова» — это слово вдруг встало воспоминаниями в ее голове. Первый раз, когда она позвала на помощь: ноготь на большом пальце правой ноги, до сих пор не отрос заново, а когда она кинула статуэтку в окно, увидев компанию молодых туристов: темное пятно ожога на руке не исчезло и сейчас опять снова. Уже три месяца здесь и опять снова.

Треснувшая от горячей воды кожа, терлась об жесткий, грубо сотканный ковер, волдыри трескались, коленки стирались до мяса, когда стоя на коленях, она одной рукой тянулась к телефону. Она боялась этого «снова». Снова пытки, снова крики, снова боль, снова следующий день здесь, насилие, как все эти три бесконечных месяца здесь. Она почти не почувствовала, как на ее тянувшуюся к спасению руку, обрушился удар.
- Пожалуй, мы сегодня прогуляемся, ты будешь на свободе, раз ты этого желаешь.
Она прижимала к груди сломанную руку и смотрела на него. Снова воспоминания, его ухмыляющееся лицо, когда она пыталась выбраться из его машины, он лишь давил сильней на газ, как он в первый раз избил ее в подвале, как тушил сигарету об ее щеку, как заставлял есть крыс сырьем после многодневной голодовки, как облил ей ногу спиртом, а затем поджег, все это проносилось в ее измученном воспаленном мозгу, заставляя ее улыбаться безумным животным оскалом.
Он вывел ее из дома, когда стемнело, крепко держа за руку, хотя это было зря, она бы не убежала.
Ей помешала бы эта тупая привязанность жертвы к похитителю. Она так мечтала очутиться на свободе, но сейчас ее словно связали по рукам и ногам, Мия хотела идти рядом с ним. Она вспоминала, так поразившую ее сознание история Наташи Кампуш, которая горько расплакалась, когда узнала о самоубийстве своего похитителя Вольфганга Приклопиля, который держал ее в заточении более восьми лет. Как можно было горевать по такому человеку? Это, казавшееся ненормальным, сейчас воспринималось как должное. Она не сможет убежать, потому что она любит его этой ненормальной любовью, которая как ни странно, делала ее счастливой. Он это понимал, потому что она продолжала идти рядом с ним, хотя его рука давно отпустила ее.
- Что ты хочешь со мной сделать?
- Утопить.
- Хорошо.
Они пошли дальше. В лесу стало совсем темно и над пушистыми кронами сосен зажглись первые звезды. Он вспомнил об одной важной вещи.
- Постой тут, я скоро.
- Ты куда?
- За камнем.
Она осталась. Это глупо, но в ее голове даже не было мысли о побеге. Ее разум занимало темное, бесконечно прекрасное ночное небо. Звезды. Тысячи, миллионы, миллиарды звезд мерцали холодным, но таким теплым для души светом. Это сияние обволакивало затуманенное болью сознание, превращая его в нечто прекрасное. Она молчала, изучая это далекое для земли и такое близкое для нее чудо, чувствуя притупленные вспышки немого восторга.
- Это подойдет, я думаю, — его голос вернул ее на землю.
В его руках она увидела кирпич и моток веревки.
- Подойдет.
Они шли в тишине до самого ручья. Она села на край оврага, покрытый сосновыми иголками и осторожно откинулась назад. Сквозь макушки деревьев ей мигало знакомое звездное небо. Она почти не чувствовала, как он привязывал к ее ноге камень. Она не понимала, что делает. Она хотела жизни, солнца, родителей, друзей, но эта, казалось обычная жизнь пугала ее. Как быстро человек привыкает к самым сумасшедшим случаям и людям и как долго чувствует себя пустым без них. Эти три месяца покорности и боли отложились в ее сознании, как должное, как преданность собаки к своему хозяину, о другой прежней жизни, она думала, как о забытой детской сказке.
Она какое-то время держалась на поверхности, а потом прохладная лесная вода, начала медленно затягивать ее на упокой. Спокойствие в ее душе трогало лишь одно чувство — преданность к человеку, молча наблюдавшего за ее тихой смертью и знакомое звездное небо, так же молча наблюдавшее за ней.