Одержимый

Я ни разу не видел свою мать. Только на старых, пожелтевших от времени, фото. Меня воспитала тётя Люда, мамина двоюродная сестра. Спасибо ей за терпение, я был трудным ребёнком. Я не рос с матерью потому, что она страдала тяжёлым психическим заболеванием. Никто, разумеется, не смог нормально объяснить из-за чего это началось и как вообще назвать правильно то, что с ней творилось. Она была простой, милой женщиной и не знала горя, пока в один прекрасный день с ней не произошло что-то странное. Тётя говорила, что всё началось после того, как мама посетила какое-то место, где в древности происходили жертвоприношения. Язычники проводили там обряды во славу древним демонам. Побывала она там с туристической группой, из которой кроме неё, никто больше не пострадал. Не прошло и недели, как маме стало плохо. Разум её помутнел и всё вокруг изменило свои краски. Тётя говорила, что она металась по квартире от стены к стене, рвала обои, била посуду. Глаза её наливались кровью и яростью, всё тело ныло и чесалось так, что она разодрала кожу на руках и ногах в кровь. Мне тогда было всего пару месяцев и я чудом не попал под её горячую руку. Чаще всего она издавала странные рычащие звуки, реже что-то говорила. Но слова её никто не мог понять. Она попала в психиатрическую клинику, где никто так и не смог объяснить, что же с ней происходит. Никто из врачей не мог с ней совладать, потому как силы в ней было больше, чем могло показаться. Кто-то из санитаров обмолвился о том, что вся эта агония может быть свидетельством присутствия в теле моей матери какого-то демона или злого духа. Над этим предположением, конечно, все хором посмеялись, но моя тётя взяла это себе на заметку и через пару недель на пороге клиники уже стоял опытный в таких вопросах, батюшка, которому ранее, не раз доводилось сталкиваться с «бесноватыми». Пришлось долго уговаривать персонал впустить служителя церкви. Вообще со стороны это выглядело абсурдно, но всё же моей тёте удалось провести батюшку. Только взглянув на мою мать и поднеся к ней золотой крестик, ранее высмеянная гипотеза санитара подтвердилась. При виде креста или молитвослова у матери случались страшные приступы, её словно разрывало на части изнутри. Батюшка регулярно посещал её что-то читал, говорил. Он пытался изгнать демона, но тот крепко засел и выбираться не желал. Однажды он даже назвал своё имя. Его звали Амрок и он жил на земле задолго до появления человечества. Это древнее зло упорно не хотелось покидать тело моей измученной матери. Больше тётя ничего-толком мне не говорила. Просто сказала, что она до сих пор в клинике, но к ней уже давно никого кроме санитаров не пускают, потому как она просто — на просто опасна. Батюшка тот уже давно на том свете, а больше никто ей заниматься не желает. Мне тётя советовала не ходить в больницу и не смотреть на мать в таком жутком состоянии, тем более, что это уже давно была не она, а нечто другое, страшное и жестокое. Она давно никого не узнавала, вся её жизнь превратилась в бесконечную агонию и страдания, сидение в четырёх стенах в смирительное рубашке.

Я не решался прийти к ней. Я знал, что увижу в больнице то, что навсегда врежется в мою память и возможно, испортит мне жизнь. Мне очень хотелось, чтобы однажды всё это закончилось и она смогла выбраться оттуда, встала на ноги, вернулась к жизни. Надежды на это почти не было…

Зло не может просто так сидеть в человеке годами. Питаться одной душой невозможно и демон начинает расти, как опухоль, пожирая всё уязвимое, что попадётся ему на пути. Я всерьёз задумался над тем, что стоит обезопаситься, после того, как однажды ночью нечто стащило меня с постели и проволокло по полу до самого коридора. Разумеется, включив свет, я никого не увидел. Я был жутко напуган, потому что всегда боялся, что однажды демон, который сидит в моей матери, захочет добраться до меня. Я много думал об этом. Может, поэтому он не разорвал меня её руками, когда я был младенцем? Может я был ему нужен? Мысли об этом меня пугали. Отвлечься я не мог.

С каждым днём я чувствовал себя всё хуже. Иногда я замечал в своём отражении в зеркале некоторые отличия. То один глаз был значительно меньше, то отражение как-то неровно стояло, а однажды я испытал шок, когда включив свет в ванной, в зеркале увидел самого себя, улыбающегося огромным беззубым ртом, из которого капала кровь. Я вскрикнул и попятился назад и в один миг всё исчезло. Отражение снова стало идентичным мне. Я стал бояться зеркал. Но куда от них убежишь? В отражениях дверных ручек, чайников, ложек и вилок, позади себя я видел что-то большое и чёрное. Нечто везде преследовало меня, словно моя тень. В витринах магазинов я видел за спиной лёгкую дымку, преследующую меня на городских улицах.

По ночам мне не снилось ничего, кроме кошмаров. Жуткие картины пыток, казней, крики, ругательства, драки, кровь… всё это я видел еженощно, словно путешествуя по всем кругам ада. Мне не хотелось засыпать, я держался до последнего каждую ночь, пока не отрубался, сам того не замечая. И снова кошмары, снова запах крови, гнили, стоны, мучения. Я превращался в живой скелет. Аппетит покинул меня совершенно, а если я и ел что-то, это держалось во мне недолго. Тётя вызывала разных врачей, но никто не мог мне помочь, все ссылались на стрессы современного общества, которые доводят людей до истощения. Но я знал, что это не просто стресс. Я чувствовал, что происходит что-то, что никакой врач не сможет объяснить.

По утрам, когда первые лучи солнца попадали на моё тело, меня посещали странные ощущения. Словно букашки бегают под кожей и от этого она начинает слегка чесаться. И я чесал. Мазал разными мазями, принимал против аллергенные средства, но зуд не проходил. Я ходил за помощью в храм, объяснял служителям, что врачи мне не помогают и рассказывал историю своей матери. Все они лишь разводили руками и советовали мне почаще читать молитвы и креститься, потому как специалистов в этом вопросе очень мало и найти их почти нереально, да и не каждый согласиться связываться со мной, потому как, последствия могут быть абсолютно непредсказуемыми. А я не мог читать молитвы. Стоило мне начать, слова в голове тут же путались и я не мог продолжать. Тётя учила меня им с детства, я знал много молитв наизусть. А тут был бессилен. Словно никогда их не знал.

Кто-то звонил по вечерам и молчал в трубку. Я злился, кричал, но ответа не было. Яркий свет стал выводить из себя. Пришлось выкрутить все лампочки в доме и завесить окна тяжёлыми, тёмными шторами. Белок глаза покрылся красной сеткой, словно я не спал несколько месяцев подряд. Телефонные звонки продолжались. Букашки под кожей бегали всё быстрее, вызывая всё более сильный зуд, а тень за моей спиной теперь я мог заметить не только в отражениях. Я чувствовал присутствие кого-то очень сильного и опасного, я понимал, что мне от него не скрыться. Это чувство смешивалось с диким страхом. Я жил в аду, ничего не понимая. Что мне было делать? К кому обращаться? Я бегал по бабкам и прочим ведьмам — колдунам, но те из них, кто не был шарлатаном, в ужасе от меня отмахивались, показывая пальцем на пустоту за моей спиной. Никто не хотел и не мог мне помочь. Тётя водила ко мне домой толпы знахарей и целителей, но от их присутствия мне лишь становилось плохо и дико рвало какой-то зелёной зловонной жидкостью. Все, кто посещал меня, в один голос твердили, что моя душа висит на волоске, что нечто могущественное из самых глубин тьмы пришло за мной и повсюду преследует. Я и сам это уже понимал, но был беспомощен.

Я жил в темноте. Даже телевизор перестал включать. Радио давно молчало. В моей голове постоянно звучали крики, голоса. Сначала эти ужасные звуки были совсем тихими, но со временем громкость их лишь росла и теперь я засыпал и просыпался под адские шумы, которые не уходили, что бы я не делал. Иногда они затихали, но потом возвращались вновь. Зуд стал невыносимым, а отражение в зеркале вовсе перестало меня слушаться. Теперь там был кто-то совершенно другой, с жуткий, злобным взглядом, готовый убить меня. Я закрасил все зеркала. Мой дом превратился в нору, а я был похож на затравленное, измученное животное. Меня постоянно рвало, несмотря на то, что я давно уже нормально не ел. Больше я никого не пускал к себе в квартиру. Мне не хотелось говорить с кем-либо, не хотелось никого видеть и тем более, я не хотел, чтобы кто-то увидел меня таким.

Ночью, нечто наскребло когтями на стене моей спальни огромными неровными буквами имя: «Амрок». У меня уже не было сил бояться, я понимал, что ничего не смогу сделать и мне нужно смириться. Он пришёл за мной. Думаю, он пришёл за мной из фотографии матери. Старая пожелтевшая фотокарточка, где мать стоит неподалёку от того самого проклятого места жертвоприношений. Он уже был там. Он жил в этой фотографии так же, как жил в моей матери. Теперь его целью был я. Не знаю, как я понял это. Просто осознание случившегося однажды «всплыло» в моей голове. Фото я порвал и сжёг, но думаю было уже слишком поздно. Горела фотография, издавая мерзкий, пищащий звук, режущий слух.

Его имя стало появляться всюду, на разных языках. Каждую ночь он расписывал своими когтями мои стены, мебель, потолки. Теперь моя квартира была не простой норой, она стала норой сумасшедшего. Многие наверняка подумали бы, что я сам писал это имя. Но это было не так. Эта тварь приходила по ночам и уродовала моё жилище.

Обои отходили от стен, штукатурка сыпалась. Всё вокруг гнило и разваливалось. Техника давно не работала, всё перегорело. Его чёрная тень являлась мне всюду, во всех тёмных углах. Он уже давно не прятался. Я был слишком слаб и он это чувствовал. Он вырезал своё имя на моём лбу. Я проснулся с этим клеймом ранним утром. Подушка была в крови. Потом его имя вновь и вновь появлялось на моём теле в разных местах. Всё жутко болело, я не мог носить одежду. Моя спина, грудь, живот — всё превратилось в одну сплошную рану. Я был весь изрезан его именем. Тётя оборвала все телефоны, я знаю, она переживала, но более я не хотел показываться ей. Всё кончено, я почти принадлежал ему и никто не мог мне помочь…

В квартире жутко воняло. Я давно не выходил на улицу, моя кожа в тех местах, где не была повреждена, стала совсем белой и уязвимой. Меня бросало из жара в холод и так каждый день. Кошмары стали совсем реальными, крики в голове не стихали круглыми сутками. Тело жутко чесалось и я не мог удержаться, чтобы не расчесать всё в кровь окончательно. Зубы мои гнили и выпадали. Изо рта исходил ужасный запах. О еде я давно забыл. Только иногда пил воду. Лишь она задерживалась в моём организме.

Однажды я проснулся с жутким чувством, словно я собой не владею. Было ощущение, будто бы всё внутри меня вовсе не моё и я сам себе враг. Я метался по квартире из последних сил, хватался за вещи, пытался нормально стоять, но не мог остановиться. Всё вокруг мутнело и темнело, я всюду слышал его адский смех. Он был везде, он был в моей голове, в моей квартире, в моём теле. Он управлял мной, как марионеткой, бил о стены, ронял на пол, поднимал и снова ронял. Я разорвал все шторы и кричал как резанный от света, попавшего на моё израненное тело. Весь пол и стены были в крови, как будто только что в моей квартире кого-то зарезали. Перед глазами бесконечно мелькала его огромная морда, ни на что в мире не похожая. Его адские глаза постоянно стояли передо мной и я понимал, что теперь его глаза — это мои глаза. Я рвал на себе волосы и кричал, что было сил. Я кричал что-то непонятное даже мне самому, речь на каком-то странном, неизвестном мне языке лилась из меня жуткими грязными потоками, при этом меня буквально с хрустом ломало и крутило в неестественных позах. С того утра я стал проваливаться в какую-то тьму, теряя ощущение реальности. Приходя в себя, я оказывался снова в своей квартире, почти полностью дезориентированный. В минуты просветления я хотел покончить с собой, чтобы уже прекратить эти адские страдания, но он не позволил мне этого сделать. Я был ему нужен…

Я плохо помню как выломали мою дверь, как под громкие причитания моей тёти меня утаскивали из квартиры, словно из логова самого дьявола. Я не мог сопротивляться, почти ничего не видел и не слышал, всё вокруг казалось мне страшным сном. Сколько времени я прожил вот так вот, как какой-то монстр, сторонящийся людей? Неделю? Две? Месяц? Я не могу точно сказать. Счёт времени я потерял ещё в самом начале своего «перевоплощения».

Так я оказался здесь. Это редкая минута, когда я пришёл в сознание и даже могу писать. Я давно не писал. Он не позволяет мне писать и читать, я утрачиваю обычные для людей способности. Руки почти не слушаются меня. Мне не доверяют ни бумагу, ни ручку, я могу пораниться или поранить ещё кого-то. Спасибо мед сестре Алине, в минуты просветления она даёт мне книги, а сегодня вот дала ручку и листок и я могу написать письмо. Наверное, это моё последнее письмо, потому что в глазах почти полная тьма и я уже давно не слышу своего голоса. Вместо этого я слышу его жуткий, хрипучий бас, горланящий бесконечные, длинные тексты на древнем языке (думаю, это латынь). Мне конец и я это знаю. Меня связывают, одевают смирительные рубашки и кормят с ложечки. Кормят как дикого зверя, боясь протянуть руку. Пока я никого не укусил и ни на кого не напал, но я слышу, как врачи опасаются этого. Я знаю, что однажды так и будет. Я стану действительно опасен. Опасен не только для себя, но и для окружающих. В соседнем «карцере» из мягких стен без окон и природного света, сидит женщина, страдающая тем же «заболеванием», что и я. Это моя мать. Она уже стара. Демон покинул её, но разум к ней более не вернулся. Я слышу её каждый день. Она давно охрипла и вообще перестала быть человеком. Её кормят таблетками, чтобы она хотя бы иногда спала и не бросалась на стены. Я буду таким же. Надеюсь я проживу недолго, потому что так жить нельзя. Это не жизнь. Тётю ко мне не пускают и я этому рад. Не хочу, чтобы она видела, в кого я превратился. Наверное, сейчас она ищет батюшек или ещё кого-то, чтобы помочь мне. Я знаю, что всё тщетно. Если кто-то и может прогнать его, то этот человек никогда не найдёт меня, потому что Амрок так сделал. Он сделал всё для того, чтобы никто и никогда не помог мне. Мне и моей бедной матери.

Что же, пора заканчивать. Это моё последнее письмо. Я уже слышу его в своей голове. Слышу стук его копыт. Он совсем близко и скоро всё начнётся снова. Надеюсь, я проживу недолго…