Чёрная роза. Часть I

Вступление от автора.

Итак, я, наконец, победила великого и ужасного монстра по имени лень и записала один свой сон, точнее его первую часть. Разрешите представить персонажи:
Вася С. — я, автор;
Джоан — молодая девушка с длинными русыми косами и весёлыми зелёными глазами, посещает курсы славистики;
Мр. Джонсон — спокойный человек, видящий в славянах спасение всей белой расы (упаси вас Боже, прочитав на ночь сценарий Американской истории X, обсуждать со знакомым ультраправаком СиП — и не такое приснится);
Конни — полненькая деревенская девушка;
Анжела — худая девушка, вечно простуженная.
Все перечисленные персонажи, кроме меня, состоят в Ку-клукс-клане.
Орудия там громыхают, ибо… цать снов назад была объявлена война и фронт уже недалеко от города сна.

Сам сон — история…

Уже пятый день… Ну, как — пятый день? Пятый сон подряд шёл дождь. Издалека доносились громыхания орудий. Джоан одновременно записывала что-то в толстые книги, запечатывала конверты с зёрнышками апельсина, набирала текст на печатной машинке и подливала чай мне в пиалу.
- И это зима? — Джонсон смотрел в окно. — Помню, лет двадцать назад…
- Всё-то было лучше двадцать лет назад — и зимы холоднее и лето теплее и армия сильнее и апельсины, — тут Джоан разрезала апельсин и достала из него зёрнышки, — вкуснее были. Да?
- Ты не смейся. Твои родители ещё не знакомы были, когда я уже в Ку — клукс — клан вступил.
- Вы говорите, как старик, а Вам всего-то сорок лет. — Я сидела на диване, рядом с Джонсоном и пила чай. — Джоан, это, которое по счёту письмо ты запечатываешь?
- Десятое, а что?
- Мда. — Я отпила чаю из пиалы и отрезала кусок сырной лепёшки. — Бедные люди, которые это получат…

Наступила тишина. Трещал огонь в камине, стучал маятник часов и далеко на западе погромыхивали орудия.
- Чейз… Парамор… Смит… Второй Смит… Уилсон… Ой, Сайма забыла… Вроде все.
- Да, запиши, что Олманн вернулся, убеждения те же.
- Опять? — Джоан вздохнула. — Мы на него уже целое апельсиновое дерево истратили.
Джонсон развёл руками.
- Тебе не кажется, что пора бы уже начать действовать?
- Руководство как-то не спешит… — Они многозначительно переглянулись. Слово «убивать» или «убрать», в данном смысле, они при мне не произносили.

Джоан вышла с конвертами.
- Джоан?
- Что? — Донеслось из коридора.
- Отдай их Анжеле, пусть отнесёт адресатам. А то почта их будет два месяца доставлять.
Джоан вошла в комнату, без писем и села за письменный стол, одновременно хлопнула входная дверь. В окно было видно, как через калитку вышла Конни, в бежевом замшевом пальто, под клетчатым синим зонтом, с пакетом в руке.
- Я ведь сказал — Анжеле, а не Конни…
- У неё температура.
Наступила тишина. Орудия загромыхали где-то на юго-западе.

- Из леса обстреливают. — Сказала Джоан, не поднимая головы от бумаг.
- Жуткий у вас лес… Вроде и красивый, а чувство, как будто кто-то смотрит тебе в спину…
Мы опять замолчали. В дальних комнатах, наверху, кто-то вдруг пропел:
- Тили-тили-бом,
Закрой глаза скорее!
Кто-то ходит за окном,
И стучится в двери. — Потом закашлялся и продолжил:
- Тили-тили-бом,
Кричит ночная птица.
Он уже пробрался в дом,
К тем, кому не спится. — Он, точнее она, расхохоталась, опять закашлялась, а потом замолчала.
Джоан взяла с полки аптечку и вышла. Послышался разговор, кто-то кого-то ударил, матернулся и Джоан спустилась вниз.

- Славненько. Лихорадка у неё.
- Ты ей дала жаропонижающее?
- Дала. В больницу бы её или домой, но дождь такой, что ни скорая не приедет, ни такси.

Тишина. Лишь шуршание бумаги, далёкий грохот артиллерии и треск огня в камине.
- Вот вы тут с Джули, когда я пришёл, о Слендере говорили. Но есть в нашем лесу то, что страшнее Слендера… И оно точно существует. — Сказав это, Джонсон резко встал с дивана и подошёл к окну.
- О, Боже… — Джоан, вставшая, чтобы подлить мне чаю, закатила глаза. — Опять эта история о «Чёрной розе»? Не забивайте этой милой девочке голову всякой ерундой, она и так полна ею по самый край!
- Что за «Чёрная роза»? — Я отрезала кусок от вишнёвого пирога и протянула его Джонсону. Он взял его и начал ходить по комнате, размахивая рукой.
- Банальная страшилка с хеппи-эндом, как мне рассказывали.
- Я видел их! Я говорил с одной из них!
- Ой… Всё. Ой, всё. — Джоан махнула рукой в нашу сторону, села за стол и продолжила что-то писать в книге. — Я даже слушать не хочу.
- А я послушаю.
- Так вот… Это было двадцать лет назад. Среди нас была девушка. Синеглазая, с длинными косами — видишь, какие косы у Джоан? — Он показал на неё куском пирога. Джоан весело посмотрела на нас, а потом — на свои русые косы. — У неё были ещё длиннее и толще. Пыталась она их под колпак убрать — выпадают и всё. Голос был — заслушаешься. То ли слависткой она была, то ли в консерватории училась, на актрису — народницу или и то и другое — уже не помню. Каким ветром её в Клан занесло, не знаю, вроде бы личные счёты.
Мы расходились со сходки за городом и кучке из десяти, примерно, человек, нужно было идти до дому родного через лес. И она отбилась. Засмотрелась на птичек и отстала. Я и ещё один парень, мой хороший знакомый, пошли за ней.
- Начинается всё, как банальная страшилка. — Я уселась по-турецки и отрезала себе ещё кусок сырной лепёшки.
- Идём по следам — тогда сыро было, а у неё туфли на каблучке, в земле отпечаток оставался чёткий… — Джонсон не обратил на мои слова ни малейшего внимания. — Следы всё дальше, дальше от дороги… Ну, думаем, заблудилась девчонка в трёх соснах, спасём — героями в её глазах будем… И вдруг след обрывается. Вот она прошла возле этого кустика шиповника, постояла, веточки поразглядывала и как провалилась. Мы аукать — не отзывается. Полезли в заросли, да только руки ободрали в кровь и ворону спугнули. Она полетела, раскаркалась. Друг посмотрел, куда летит — любил он тоже на птиц смотреть, орнитолог, мать его… И увидел…
В комнате снова воцарилась тишина. Даже далёкий бой орудий смолк.

- Что увидел? — Я сказала это театральным шёпотом.
- Как за деревьями кто-то в чёрной одежде, тащит кого-то связанного, в белой одежде. — Джонсон посмотрел на кусок пирога так, словно он был всему виной. — Пока друг меня окликнул, пока мы до туда добежали, они уже делись куда-то. Следов нет, ничего нет. И вдруг — крик женский, даже не крик, а визг.
- Классическая страшилка. — Джоан бросила в камин какие-то бумаги.
- Не мешай рассказывать! Мы побежали в сторону, откуда визг донёсся — там берег реки. И на середине реки — широкая лодка и в ней люди в чёрных одеждах. А на дне лодки что-то белое лежит… Точнее — кто-то.
- И что дальше?
- Дальше мы побежали по берегу, чтобы обогнать лодку и выбежали к озеру. К широкому такому озеру. А посередине, на острове — замок. И у берега на острове — люди, тоже в чёрной одежде. Мы стоим за деревьями — сделать ничего нельзя, лодки нет, ружья с собой нет, вплавь не доплыть — глубоко, да и водоросли там, у берега, никому не поможешь и утонешь. Стоим и смотрим, как её из лодки достают.
В комнате опять повисла тишина.

- Не пугайте девочку, Джонсон! У неё и так с психикой проблемы, она спит с включённым светом!
Как только Джоан это произнесла, орудия громыхнули одновременно с громом, да так, что зазвенели стёкла, свет погас. Она вздохнула и начала зажигать свечи.
- Какая она девочка? Ей шестнадцать уже!
- И что? Психика у неё, как у третьеклассницы.
- Нет-нет, рассказывайте. — Я допила остывший чай. — Тут нет ничего страшного. Положите Вы уже этот несчастный пирог!
Джонсон положил пирог на тарелку и подошёл к окну.
- И тут друг мой схватил какое-то брёвнышко, вцепился в него мёртвой хваткой и кинулся в воду. Я — за ним. Вода ледяная, доплыли — ног не чувствуем. Друг на друге повисли и — в замок. В дверь зашли, слышим — шаги. Встали за углом, выглядываем. Проходит женщина в чёрной одежде, на голове колпак, вроде нашего… Помнишь, ты смотрела работы фотографа — сюрреалиста? Кристофера… Забыл фамилию. Маккини, вроде. Там была похожая, только платье не такое…
Так, я отвлёкся. Мы, тихонечко — за той женщиной. Она в дверь зашла, мы — в щёлочку подглядывать. И видим…
- Мистер Джонсон…
- Да замолчи, Джоан! Продолжайте, продолжайте…
- Дальше этого места я никогда не слышала. Послушаем же, что Вы нам поведаете. — Джоан вышла из-за стола и села на диван, рядом со мной.

Джонсон тяжело вздохнул.
- Девчонка та сидит на стуле, за каким-то столом, уставленным пробирками, эта в чёрном ей что-то говорит. Тут друг мой… Тот ещё идиот, если честно… Выхватил нож, вихрем туда влетел, чуть не зарезал ту, в чёрном. Она колпак скинула, на нас смотрит и говорит: «Я вам помочь хочу, спрячьтесь быстрее, я потом выведу вас троих отсюда». — Джонсон замолчал, мечтательно смотря куда-то в пространство над нашими головами. — У неё такое красивое лицо было… Черты лица славянские, только глаза как у сирийки — большие, карие… Э-эх, какая красавица была!
Ладно, не отвлекаемся от главного. Поверили ей на слово, она нас втолкнула в какую-то кладовку, сказала не выглядывать.
- А как её звали?
- А вот этого я не знаю. Сама себя она называла Славия, но это один из рангов в «Чёрной розе», самый низший. Ещё они все зовут себя «Дочери Атех». Ну или «Сыны Атех», не спрашивайте — почему… В той кладовке книжечка была что-то вроде их устава. На английском, польском и сербско-хорватском, пока мы там сидели, я их прочитал, поправил перевод кое-где. Но это было потом.

Так вот, сидим мы в той кладовке, на дверь навалились и в щёлочку подсматриваем. Вошла какая-то женщина, в чёрном платье, на голове — золотой обруч, за ней — какая-то в длинном чёрном плаще с жемчужной брошью, в руках — кожаная книжечка и на ней нарисована чёрная роза. Славия перед ними в три погибели согнулась, а наша девчонка отключилась. Потом говорила, что как та женщина с золотым обручем на неё посмотрела, так её будто камнем по голове ударили.
- Нервная девчонка…
- Она о чём-то со Славией поговорила, потом посмотрела на нашу, кивнула в пространство и сказала той, с брошью, по-польски сказала, как сейчас помню: «Анна фон Рохау, урождённая фон Кирштайн, двадцать лет, была помолвлена, но жених погиб. Подойдёт».
- Для чего?
- Это я потом расскажу.
- Вам бы сценарии для сериалов писать — всё самое интересное — на потом.
- Опять вы меня сбили… Та, с брошью, это всё в книжечку записала и они ушли. Славия нам шепнула, чтоб сидели тихо, пока что Анне ничего не угрожает. Вот это «пока что» моего друга из себя вывело. Он там чуть кладовку не разнёс, ругал их всех такими словами, какие я при вас повторять не буду. Только я его успокоил… Ну, как — успокоил — по голове двинул и всё… Только я его успокоил, вошли люди, Анну вынесли куда-то. Славия нам опять шепнула, чтоб сидели тихо и ушла с ними.

Мы в этой долбаной кладовке ужас сколько просидели. Мой друг время от времени выть начинал, от тоски. Где-то часа через два такого сидения мы решили глянуть, который час — часы мой знакомый всегда надевал — а они стоят. Когда мы пошли искать Анну, было три часа утра. В полчетвёртого мы были у замка. Часы показывали 3:59.
- Так вы же по озеру плыли, вот они и…
- Он руками вцепился в бревно, на часы ни капельки не попало.
Сидим мы, сидим, уже и есть хочется и тоска давит и за Анну переживаем. Наконец, хлопает дверь, заносят нашу Аньку, укрытую до подбородка простынёй. Мы как увидели, решили, что она умерла, так она побледнела. Люди эти ушли, влетела Славия, с узлом в руках, кладовку открыла и говорит: «Я вас сейчас выведу, но вашу подругу вам нести на руках придётся, её разбудить нельзя».
И тут заходит та, с золотым обручем.

В внезапно наступившем молчании было слышно, как открылась входная дверь и кто-то пошёл к нашей комнате. Джоан посмотрела на дверь.
- Кого принесло в такую погоду? — Она встала, открыла дверь и, охнув, с ужасом в глазах, отшатнулась к стене…