Стеклянные глаза не плачут. Глава 3

Чернота плавала в воздухе склеившимися крупинками, чем-то напоминая мошек. Глядеть на эти стаи летающей пыли болели глаза, из-за чего общая картина изредка подёргивалась белым шумом. Тишина звенела в ушах. Так спокойно. Только кажется…

Девушка с кукольными глазами — Ирэн, перекатывает во рту сухой язык, вероятно мечтая о том же, что и я. Воды.
Ещё имея в костях хоть какую-то силу, я пыталась пинать двери, ковыряла их и даже выбивала плечом. Только зря изводила себя и давала надежду Ирэн, затаившую дыхание, слушая мой план действий.

- Он входит, я вцепляюсь зубами ему в шею, перекусываю и мы бежим. Он входит, я вцепляюсь… — уже стало мантрой, к слову, нисколечко не успокаивая.
«Принцесса, небось, довольна. Слухи оправдали себя. Интересно, она забыла о моём существовании сразу или немного погодя?»

Прекрасные неутешительные мысли вертятся в голове. Удивительно искусство совмещать «прекрасное» и «неутешительное» в одном предложении. Прекрасно и одновременно неутешительно то, что я попала в замок. Прекрасно и неутешительно то, что в плену у безумца. Прекрасно и…

«Хватит!» — вскричала я собственным мыслям, продолжая: «Если так пойдёт и дальше, я забуду всё прекрасное в этой жизни. Давай же, вспомни о мягких, хрустящих свежевыпеченных булках, о цветах, ласкающих обоняние — у тебя получится…»

В двери что-то щёлкнуло, оборвав мысли на круассанах и тёплом молоке, плавно возвращая к исходному: «Он входит, я вцепляюсь…»
Никто никуда не вошёл и никто не успел вцепиться: в комнату просто бросили что-то округлое и закрыли дверь. Четыре секунды. За четыре секунды в дверном проёме мелькнули его пальцы. И всё, никакого битья, ни одного слова.
А меж тем Ирэн оживлённо поползла в поисках брошенного нам предмета. Моё ослабшее побитое тело отказывалось зря растрачивать силы, приготовленные для судьбоносного броска. Сухие губы поспешно зашевелились: «Что там, еда?»

- Мыло, — голос девушки был похож на поникший цветок.
- Стало быть, нам сейчас принесут воду? Хорошо, — я во всех красках представила себе, как окунусь в таз горячей воды, как мои синяки перестанут ныть и расслабленно запульсируют в кипятке, а промеж костей вылетит застрявший песок.
- Нет, не принесут, — такой голос мог быть только у человека, который сейчас горько зарыдает, через мгновенье я поняла почему. — Это есть…
- Мыло?! — вскрик потряс всю комнату, скорее от неожиданности, чем от громкости.
- Он уже приносил мне раньше, бил и заставлял грызть… Давай я съем половину и половину ты? — она меня просила, нет, умоляла это сделать. — Если не съедим, нам хуже будет, поверь, — она придвинулась ко мне ближе, так что лишь по колебаниям воздуха я смогла ощутить её дрожь.

Не дрожь. Судороги, которые с каждым проглоченным куском нарастали. В темноте я не видела её лица, но слышала мычание и всхлипы, которые медленно переходили в истерику. Уже через несколько укусов, её начало рвать смесью мыла и ещё не пойми чего. Она рыдала, вплетая свой плач между рвотными сокращениями, сочиняя поистине ужасающую мелодию, пробирающую до костей.

- Я не могу больше… пожалуйста, доешь его! — в мою ладонь лёг скользкий всё ещё большой кусок мыла.
Она не съела даже четверти…
- Пожалуйста, — молила девушка, выплёвывая на пол странную гадость.
В воздухе пахло розами и зловонными рвотными массами. Розы… Да он эстет.
- Давай натрём на всё тело, разотрём полностью? — я пыталась придумать что угодно, лишь бы не есть его.
- Нет! Нет, он узнает, он увидит! Что если он сделает с тобой то же самое, что и… — я поняла, о чём она говорила и старалась не прислушиваться к тому, как её снова выворачивает.

Склизкий кусок чуть не выскользнул, пришлось вцепиться в него ногтями. Другого выхода нет, придётся это съесть…
Я лизнула его языком, поморщившись от неприятного вкуса бычьего жира. Здесь чувствовались ещё резкие нотки концентрированного травяного масла, смешанного с розовым. Запахи ударили в нос ещё сильнее. Оттягивать некуда — я вцепилась зубами в довольно большой кусок, разом отломив его. Жир быстро таял, во рту всё начинало слипаться — язык прилипать к нёбу. Из краешков рта потекли склизкие ниточки, капая на шею, грудь, на пол. Зубы мололи гадость в кашицу. Горло отказывалось проглатывать это, его стеночки слипались, не разрешая воздуху проникать внутрь. Сделав над собой усилие, я заставила горловой сфинктер сократиться, сразу же получив отдачу. Меня точно так же вырвало на пол, как и Ирэн.
Тёплая рука легла на плечо, ещё одна подталкивала пальцы с зажатым между ними мылом ко рту.

- Ну, пожалуйста, ты ведь сможешь, — она продолжала просить меня, заставляя сжатые челюсти открываться, принимая ещё один кусок мыла. Она плакала, как всегда без слёз.

Я покорно глотала кусочки, даже не жуя их, от чего липкая гадость останавливалась камнем в горле и меня снова начинало выворачивать. Желудок извергал всё, что в него попало вчера и даже позавчера в виде почти перетравленной каши. Аромат душистого мыла едва перекрывал стоящий в чулане смрад. Меня колотило, бросало в жар и в холод, тело усеяло каплями пота. Влажные волосы прилипали к лицу некрасивыми сосульками, но чужая рука продолжала запихивать в меня остатки.

- Ещё совсем немного. Потерпи, я доем всё, что ты не сможешь. Клянусь! — она приставляла пальцы к моим слипшимся губам и просила, просила, просила…
- Нет, — пробулькала я, зажмуриваясь, плача и отрицательно маша головой.
- Я клянусь!

Сделав ещё одно усилие над собой, я откусила совсем небольшой кусочек — остальное уже таяло в моих пальцах. Из глаз вместе со слезами сыпались искры, всё тряслось, словно в лихорадке. Всё тряслось внутри. Вырывалось наружу вместе с липкой жижей, а я уже чувствовала, как желчь обжигает горло, как горько становится во рту. То ли от мыла, то ли от этого желудочного сока.

- Молодец, ты справилась, всё уже хорошо, — она гладила меня по мокрым волосам и держала, чтобы я не свалилась в собственные рвотные массы. А желание такое было…

Она слизывала мыльные потёки с моих рук, после уже с шеи, а потом с лица. Было так скверно, так пусто внутри. Казалось, кишки тоже вылезли наружу и теперь валяются в той мыльной каше. Ирэн тоже было плохо.
Своими слабыми руками я нашарила её талию и прижалась. Под пальцами чувствовались рёбра, я проводила по ним, как ребёнок играет на ксилофоне. Страшно. Просто страшно.

Болезненные пульсации не прекращались. Желудок ещё сокращался внутри, разливая по тонким стеночкам кишок обжигающие кислоты. Я почувствовала себя пустой и… чистой.
Идеально чистой.