Дневник Странной (эпизод 1 из 8)

Меня выбрасывает из мягкого детского сна грубый пинок в кровать. Кровать скрипит и ходит ходуном. Я испуганно хлопаю глазами на низкорослого мужика у изголовья. Наркомански худой, скрюченный, испоганенный жуткими наколками урод. Жуткими не потому, что страшными, а потому, что убогими — кривыми и расплывшимися. Мне они напоминают поганые пятна плесени, разъедающие нездоровую кожу.
Дядя Коля. Очередной «дядя» в моей короткой, но уже изрядно посеревшей жизни.
- Подьем, …! — орет дядя Коля. Это он так разговаривает. На полной ноте орет и матерится на восьмилетнего ребенка совершенно не парясь вопросами морали, культуры и прочей чуши. — Муська родила?
Сердце мое замерзшим комом проваливается куда-то вниз. Я испуганно отвожу взгляд в сторону.
- Не знаю… нет!
- Нет, говоришь? — тут же прилетает подзатыльник. Дядя Коля умеет бить подзатыльники. С проскальзыванием по голове. Кроме боли удара тебя накрывают ощущения, что с тебя просто через трение сдирают волосы. Очень больно, но я не плачу. Я уже давно не плачу от физической боли. — Где она?
- Не знаю, дядя Коля! Не трогай ее! У нее детки! Они маленькие!
- Ну и хорошо, что еще маленькие! Где? В последний раз спрашиваю!

Я впервые в жизни смотрю в его пьяные глаза открыто. С ненавистью.
Он отшатывается к стене на нетвердых ногах и непонимающе смаргивает.
- Да в сарае они на чердаке — слышится пьяный голос мамы из зала. — Что разорались? Спать не даете.
- В сарае? — дядя Коля быстрым шагом выходит из комнаты.
Я подскакиваю на месте и бегу к комнатной двери. Напрасно — дядя Коля закрыл ее снаружи на ключ. В первый же день как он появился в нашем доме, дядя Коля врезал замок в мою комнату. Это были единственные его телодвижения по хозяйству. Больше дядя Коля не делал в доме абсолютно ничего.
Я в панике мечусь по комнате. В какой-то момент взгляд мой падает на окно. Миг — и я на подоконнике. Толкаю марлевую сетку, но она не поддается. Хорошо растянута и очень часто прибита к деревянной раме мебельными гвоздиками. Дядя Леша делал.
Дядя Леша был перед дядей Колей. Высокий дядька, который бывал добрым и веселым в короткие промежутки трезвости. И рукодельным. В остальное время он пил и дрался с другими такими же пьяными дядьками. Однако нас с мамой не ударил ни разу. Дядя Коля — полная противоположность в этом. Часто бьет меня, реже (но сильнее) — маму. А с другими дядьками ни разу не дрался.
Я спрыгиваю на пол и заползаю под кровать. Там на поперечной перекладине спрятано мое сокровище — обломок ржавого кухонного ножа. Миг и я опять на подоконнике — рву и терзаю трехслойную марлю. Нож тупой, а руки восьмилетней слабые. Дело идет медленно и я всеми фибрами своей маленькой души чувствую как уходит время.
И тут далеко на самой грани восприятия я слышу как угрожающе шипит Муська. Это невозможно — сарай находится на другом конце двора, но я слышу. Явственно.
- Мусяяяяя — кричу я и с неожиданно недетской яростью и ненавистью полосую ножом по диагонали форточки.
Нож как масло рассекает марлю, деревянную раму и стекло. В горячке я не замечаю всей странности произошедшего и толкаю разрез ладошкой.
Распиленная верхняя часть рамы вылетает из окна обсыпаясь кусками штукатурки и повисает под углом к дому на куске арматуры.
Я пролезаю в появившуюся дыру. На голову падает кусок кирпича, а пальцы левой руки едут по идеально ровному срезу стекла, оставляя черную в ночном свете полосу.
Прыжок и бегом к сараю. Со мной творится что-то странное. Непривычное. Я явственно вижу дворовую тропинку, огородные грядки, заросший виноградом покосившийся забор, холм погреба и сарай с открытой дверью. Свет сарайной лампочки яркой болью режет мне глаза. Обычно на горит тускло — так что не разобрать что где лежит на другом конце постройки. А тут…
В проем кувыркаясь вылетает отброшенная грубой рукой Муська. Она тут же подскакивает и хромая устремляется обратно. Муська утробно воет. Страшно. Очень страшно. Я никогда в жизни не слышала ее такой.
- Муськааа — опять кричу я. И припускаю еще быстрее.
Я слышу писк котят. Муськиных детей. Этих маленьких комочков жизни. Я так натерпелась с ними когда Муся рожала, это был настоящий ужас. Столько боли. Столько страдания вынесла кошка давая им жизнь. А сейчас эти жизни забирают.
Сейчас им страшно и больно. И очень холодно. Они захлебываются водой и умирают не понимая, что и почему происходит с ними. Их маленькие едва начавшиеся жизни гаснут одна за другой. И я это явственно чувствую даже тут — на расстоянии.
Дядя Коля с кривой ухмылкой сидит на корточках возле ведра и держит правой рукой крышку от кастрюли, которой он удерживает котят под водой.
- Дядя Коля, не наааадоооо! — Я подбегаю сбоку и с плачем висну на его руке.
- Уйди на! — орет он на меня и отшвыривает в сторону. Совсем как Муську минутой раньше.
Муська — вот она — тут же впивается в его вторую руку всеми своими когтями и зубами. Дядя Коля вздрагивает и с грязной руганью отшвыривает ее в стену. Кошка бьется головой о доски и падает без движения.
И тогда я сделала это.
Первый раз в жизни.
Без подготовки.
И без размышлений.
Я прыгнула ему на шею сзади, обхватила голову и одним движением вытянула его собственную жизнь. Забрала себе в ладошки. Всю — без остатка.
Дядя Коля вздрогнул, остекленел взглядом и завалился набок.
Я пинком перевернула ведро и схватила четыре маленьких холодных комочка. Я вдохнула в них его жизнь. Втерла как целебную мазь. Я мяла и теребила малюсенькие тельца, грела их своим дыханием и заливала своими слезами. Они оживали, пищали, дрожали и плакали на моих руках.
И я была счастлива. По-настоящему. Первый раз в своей жизни.
В метре от меня лежал пустой и выжатый дядя Коля, а за дверным проемом сарая меня ждали Большие Неприятности, где в одну кучу сольются скорая и милиция, и утренние разговоры с участковым, и зеваки, и людская молва и репортерская группа с НТВ, но это уже совсем другая история…